Теперь, когда я больше не жил в подвале, мне сказали, что в доме устанавливаются новые правила, при нарушении которых я буду немедленно брошен обратно в свою клетку. Моя одежда должна всегда храниться в гардеробе наверху, и носить ее мне разрешается только в школу или если кто-то приходит к нам домой. Амани сказал, что я всегда должен надевать одежду при посторонних из-за моих синяков и шрамов.
– Ты выглядишь омерзительно, – сказал он мне. – Настоящее месиво.
Пока я никому не был для чего-нибудь нужен, я должен был сидеть в углу спальни, подальше от окна, и ничего не делать, пока мне не найдут занятие. Если меня заставали играющим или я проявлял неповиновение каким-то еще образом, я всегда получал кожаного ремня Амани. Мне никогда не разрешали играть вне дома. Все выглядело так, как будто меня просто перевели в другую камеру, только эта была теплее, светлее и лучше пахла. Бывали моменты, когда я скучал по уединению своего подвала. Внизу я даже не представлял, как медленно тянется время, но в спальне у меня перед глазами всегда были часы, и я гипнотизировал их взглядом целыми днями, мечтая, чтобы время летело быстрее, чтобы кончился еще один день и приблизилась та заветная минута, когда смогу сбежать. Так же, как Уолли. Звук часов становился в моей голове все громче – «тик-так, тик-так» – с каждым днем. Я пытался заткнуть уши пальцами, чтобы не слышать тиканья, но это не помогало.
– Ты больше не можешь спать на полу, – сказала мама. – Ты пачкаешь комнату, и от ковра начинает пахнуть. Теперь будешь спать в одной кровати с братьями.
Ларри и Барри не очень-то понравилась эта идея, и они все время пинали и били меня, чтобы показать, как сильно я им не нравлюсь.
– Ты воняешь, – говорили они. – Ты безобразный маленький ублюдок.
Амани запретил им бить меня по лицу, потому что синяки мог заметить кто-нибудь из социальной службы, но в остальном они были вольны делать что угодно. Вскоре братья поняли, что, имея меня под боком, они могут столько раз срывать на мне свою сексуальную неудовлетворенность, сколько захотят, и по очереди насиловали меня, а иногда еще и друг друга, чтобы получать удовольствие вместе. Им, похоже, нравилось это делать, но меня они всегда заставляли, потому что мне это не нравилось. Мне было больно. Если я пытался сопротивляться их желанию, Ларри и Барри наговаривали на меня матери, обвиняли в плохом поведении, и она меня избивала. Я соглашался почти на все, чего они хотели, потому что даже это было лучше, чем побои от матери. Я знал, что она никогда не примет мою сторону в борьбе против них и что надо мной всегда висит угроза быть отправленным обратно в подвал. Иногда я боялся уснуть и проснуться от того, что мои братья со мной делают, и, когда наконец проваливался в сон от усталости, моментально оказывался в одних и тех же кошмарах, снова и снова.
