Амани дымил большой сигарой, что, видимо, немного помогало ему справиться с запахом, и разглядывал меня так, будто я был комком грязи, прилипшей к подошве его ботинка. Я осторожно улыбался, надеясь, что он просто изображает ненависть ко мне ради мамы, как всегда поступал Уолли, но в его глазах не было ни намека на сочувствие, только отвращение.
Я был потрясен, когда Амани вышел из камеры, не сказав ни слова, хлопнул дверью и запер ее. Я все еще пытался убедить себя, что он расскажет о происходящем тете Мелиссе, как только ему удастся выбраться из дома, а она приведет кого-нибудь мне на помощь. Но вскоре я осознал, что вызволять меня вообще не входило в его планы. За те несколько минут, что он провел в подвале, рассматривая меня, Амани обнаружил для себя неплохие возможности и намеревался полностью воспользоваться ими.
Чего я тогда не понимал, так это того, что Амани был человеком, который «трахает все, что движется». Он появился в нашем доме, чтобы спать с мамой – или со всеми, с кем еще можно переспать, – и не собирался добровольно рассказывать о своих планах тете Мелиссе. Ему было плевать на мое ужасное положение, на мое состояние; на самом деле, мое заключение натолкнуло его совсем на другие мысли, чем мою мать.
Когда Уолли снова удалось пробраться ко мне в камеру, он рассказал мне немного о нашем новом «отчиме», догадываясь, что меня очень интересует этот вопрос. Не каждый день тебе говорят, что теперь у тебя новый отец.
– Амани приехал из Нигерии, – сказал Уолли, но я понятия не имел, где находится эта Нигерия. Я думал, что это где-то в Шотландии, единственной стране, кроме Англии, о которой я когда-либо слышал. Я поднял брови, чтобы показать свое недоумение. – Это очень жаркая страна, – объяснил брат, – далеко-далеко отсюда, в Африке.
Мне стало любопытно, не солнце ли сожгло лицо Амани в этой жаркой стране, сделав его таким непохожим по цвету на меня, мальчика, чья кожа уже давно не видела дневного света.
– У них там есть слоны, и жирафы, и львы.
Еще он рассказал, что Амани любит целыми днями курить какой-то табак и что я, может быть, уже чувствовал странный запах.
Как только Амани узнал, что я заперт в подвале и никак не могу себя защитить, и понял, что мама будет рада не только позволить ему делать со мной все, что он пожелает, но и понаблюдать за этим, он стал наведываться в подвал достаточно часто. Вскоре звук его шагов приводил меня в такой же ужас, как и шаги матери, Ларри и Барри.
