— Значит, мне нужна хорошая дружина. Чтобы пройти.
— Ну, вот найдем мы слабых умом, что согласятся по болотам да чащобам топать. Так им и снаряжение нужноть, и какое-никакое оружие.
— Пословицу хорошую знаю, — проговорил я. — Кто хочет — тот ищет возможности, кто не хочет — причины. Я ищу возможности. Пусть и тороплюсь. А ты?
— А я ем, — уткнулся в тарелку Аеш.
— Давайте разберемся… Что у нас с запасами продовольствия?
— Аккурат успеем высадить, — вступил в разговор кто-то из домовых. Седой, с длинной редкой бородой. — Дадут предки, урожай снимем знатный. Земля должна добро родить.
— Отлично. Плюсуем к этому открывшийся сезон охоты. То есть с едой затруднений возникнуть не должно. Так?
Послышались согласные возгласы.
— Отлично. Идем дальше. С добровольцами в дружину, насколько понимаю, пока туго. Еще не полностью сошла болезнь, еще не все местные проснулись, либо сбросили личину порченых тварей. Значит, с набором рекрутов придется подождать. Но набирать их все равно придется. Рано или поздно деревню снова будут атаковать. Лучше заранее озаботиться ее защитой. В любом случае, вопрос дружины, даже небольшой, остается открытым.
— У Дымящихся гор, помнится, двоедушники обитали, — послышалось за столом. — Твари мерзкие сами по себе, даже хворь их не брала. Но пойдут за сильным, за доброй платой.
— Надо лесных тварей поднимать, — заговорил другой домовой — маленький, что еле из-за стола виден. — Лешие, полевики, полудницы, берегини… Дайте срок — появятся.
— В Дымящихся горах кто-то есть, — неожиданно для меня в разговор вступила Найдена. — Не двоедушники — те обитали дальше на восток, у Княжьей горы. На западе, над самым Дивно.
— Откуда ведаешь? — угрюмо спросил ендарь.
— Охотилась там, — напряженное лицо Найдены не дрогнуло. А вот глаза потемнели. — Иногда со стороны гор доносился грохот. Это не камнепад. И еще — дым. Не обычный, а вроде кто сигнал подает.
— Вечер становится все интереснее, — сказал я. — А мне-то говорили, что в округе ни одной живой души.
— Дымящиеся горы — не округа, — проговорил из-за спины Зосима — и передо мной на стол лег промасленный сверток, перевязанный грубой веревкой с большой печатью. Печать была темной, порядком потрескавшейся, но прочной. Изображался на ней волк, стоящий на задних лапах, а в передних держащий какую-то ветвь.
Староста тронул печать, и та тут же распалась надвое. Сверток начал раскрываться. Передо мной лежала карта. Плохо сохранившаяся, выцветшая, местами прожженная. Некоторых названий на ней уже не прочесть. И все же это карта, по которой вполне можно ориентироваться.
