– Что он то-то и то-то творит, чего ты мелешь, козлина? – рассердилась Валя. – Да у нас хоть по документам, хоть по факту – полный порядок!
– Между прочим, женщина, вы бы все-таки повежливее, я с телевидения вообще-то, – заносчиво сказал Хлырин.
– Тогда еще раз козлина! – отреагировала Валя.
– Да ладно тебе, – урезонил ее Каюмов. – А вы, господа и товарищи, до свидания. Мне, извините, работать надо.
И выпроводил гостей – вежливо, но твердо.
Доложили Любимцеву, присовокупив досье Каюмова. Тот просмотрел бумаги, фотографию, которую успел сделать фотограф.
– Может, ему чего надо? – недоумевал он.
– Спрашивали, говорит: ничего не надо.
– А почему на Доску не хочет?
– Говорит: люди смеяться будут.
– Вот дурак. У нас два дня до открытия доски осталось, что хотите делайте, но чтобы он согласился!
Легко сказать! – Валя не позволила группе даже на крыльцо дома войти, Каюмов, обнаруженный на своем картонном производстве, тут же сел в машину и уехал, работницы на все вопросы отвечали молчанием, да и зачем они, работницы, Каюмов нужен!
– Ладно, – сказал Любимцев, узнав об этом. – Я к нему завтра сам с утречка подъеду!
Поднялся некоторый переполох.
Улицу, где стоял дом Каюмова, привели в порядок, ночью расчистили от снега, сделали ямочный ремонт асфальтового покрытия, не обращая внимания на глупые рассуждения жителей насчет того, какой, дескать, дурак на мерзлый грунт асфальт кладет, срубили два гнилых дерева, счистили с крыш снег и сосульки.
С утра кортеж мэра был на месте.
Любимцев с удовольствием оглядел аккуратный двухэтажный дом Каюмова, отметил, что тротуар перед домом хозяин замостил плиткой – не только о себе думая, но и о прохожих, вошел в ворота, проследовал в мастерские.
Работницы работали, Каюмов налаживал одно из приспособлений. Любимцев взял картонный ящик, повертел в руках.
– Вот ты как их делаешь, значит? Не просто гнешь, я смотрю, а на скобочках у тебя, не конвертиком, как некоторые, а скреплено все, по-умному! – одобрил Любимцев, обнаруживая хозяйственное знание конкретных предметов.
Свита уважительно улыбалась.
– А вы, извините, кто? – спросил Каюмов.
Свита мысленно охнула, но Любимцев рассмеялся и простецки махнул рукой:
– Да мэр я ваш!
И присутствующие отметили (в который уже раз) умение городского головы на равных общаться с народом.
– Извините, не узнал, – Каюмов стоял с отверткой в руках и глядел куда-то вкось, слегка переминаясь, будто ему не терпелось продолжить прерванную деятельность.
