– Найди себе сарай какой-нибудь побольше, я тебе в рассрочку продам оборудование, лекала дам, наймешь человек пять работяг и клепайте коробки, они всем нужны – и в магазины, и на рынки, и кто переезжает, да мало ли! Миллионером долларовым не станешь, а на жизнь вполне хватит.
И действительно, дело оказалось на удивление простое и чистое. Во дворе собственного дома Каюмов соединил свой гараж с купленным соседским, а потом еще с одним, потом надстроил, поставил и наладил оборудование, нашел работяг, вернее работниц – женщины оказались сноровистее, старательней, да и, пожалуй, посильнее. Раз в неделю родственник присылал фуру с картоном, ежевечерне к потребителям отправлялся грузовичок с коробками, прибыль была небольшая, но ощутимая, хватало на зарплату работницам, на содержание семьи, состоящей из жены, детишек (мальчик и девочка) и прибаливающей мамы, на расширение дома, на покупку приличного автомобиля. И никаких при этом махинаций, никаких претензий от налоговых, пожарных и санитарных служб, настолько было все прозрачно в этом нехитром деле, а органы правопорядка даже и не совались, чтобы мелочью руки не марать, не позорить понапрасну репутацию и честь мундира.
Даже удивительно, что инициативная группа не напала на след Каюмова раньше – но именно потому и не напала, что след этот был скромен, почти невиден.
И вот явились.
– Вам оказана большая честь, – сказал Пряжинцев. – Хотим поместить вас на городскую Доску почета. Один только вопрос: вы не татарин, извините? Фамилия какая-то.
– Сроду татарином не был, – растерянно ответил Каюмов.
А жена его, Валя, сразу повела себя агрессивно, встала в двери, упершись в косяки руками, будто перегораживая на всякий случай доступ в дом, к детям, и заявила:
– Никаких досок! Будет он еще светиться, очень надо! Мы живем нормально, никого не трогаем, так что, будьте любезны, идите на хрен, пока вас по-человечески просят!
– В самом деле, – сказал Каюмов. – Зачем это? Люди смеяться будут.
– Да вы что! – обиделась Люсенька. – С какой стати? Наоборот, завидовать будут и уважать!
– Вот ты иди и виси там, если охота! – отрезала Валя. – А мы не клоуны какие-нибудь, да, Юра?
Уперлась Валя, уперся и Юра, не поддавались ни на какие уговоры.
– У тебя, брат, наверно, не все чисто, – сказал телевизионщик Хлырин, профессионально привыкший шантажировать и провоцировать, – если тебя так заколбасило. Повесят, а кто-то из твоих клиентов увидит и скажет: надо же, он то-то и творит то-то, а ему вон какая честь!
