А потом он повел меня в винный погреб, чтобы похвастаться своей коллекцией бутылок, привезенных из разных стран. И там, в коридоре, я увидел старенький книжный шкаф, в котором разрозненными томами стояли сосланные в подвал Толстой, Чехов и Достоевский.
Если бы выдумать, показалось бы карикатурой.
Здесь же, у этой загадочной женщины, был не просто типовой книжный набор советского обывателя, а образцово-типовой, но, кроме этого, ничего понять о людях, здесь живших, было нельзя, а мне хотелось узнать или догадаться, сказывался профессиональный зуд.
Хотелось также понять, почему она решила махом избавиться от всего этого. Тут много макулатуры, но есть и хорошие книги, пусть в популярных дешевых изданиях. Почему не передать детям и внукам? Если, конечно, есть внуки. Между прочим, ни одной детской книги не видно. Или уже розданы? Где муж этой женщины – если он был? Где дети – если, опять же, были? Где внуки?
Я вынимал книги, рассматривал, ставил обратно. Тянул время.
– Так что? – спросила женщина.
– А сколько вы хотите?
– Я цен сейчас не знаю, вы бы сколько дали?
– Сложный вопрос, учитывая условие. У меня некоторые у самого есть, а много таких, которые придется, извините, выкинуть.
– Вот и выкиньте, на здоровье.
Может, это и есть разгадка? Она хочет избавиться от книг чужими руками. Готова продать совсем задешево, и пусть другой тащит их на помойку. А ее совесть будет чиста.
Но чем они так ей мешают? Как возникло это желание подчистую от них избавиться? Я попробовал что-то нащупать, спросил:
– Вы ремонт хотите сделать, освобождаете пространство?
– Какой еще ремонт? В этом во всем жила, в этом и умру.
– Рано вам об этом говорить.
– Самое время.
Я глянул на нее, она усмехнулась, поняв значение взгляда.
– Нет, я не больная. То есть больная, но не смертельно. Просто – пять лет осталось или двадцать, разница небольшая, если подумать.
Я догадался, о чем она: о размере пустоты. Не бывает пустоты больше или меньше в зависимости от объема или протяженности. Два нуля равны нулю или десяти нулям.
– Наверно, вам эти книги что-то такое напоминают? – зашел я с другой стороны.
– Нечего напоминать, – сказала она. – Просто – кончился этот период.
– Какой?
– Прошедший.
– Нет, но было же что-то… Я, знаете, тоже ведь живу, можно сказать, второй жизнью. Приехал из другого города, там была семья, был дом, друзья. И однажды все кончилось. Довольно страшно, не буду в подробностях. Я все поменял, но книги оставил. Только книги. И фотографии. Вещей каких-то фамильных никогда не было, все типовое, одноразовое.
