…потом до самого вечера я сидел в хате и украдкой поглядывал с веранды на конюшню, не ползет ли там клеенка. В тот вечер была очень беспокойная погода – поднялся ветер, сотрясал стекла и гремел жестью на чердаке… Впервые мне было так страшно. Ища защиты, я рассказал бабушке, как меня напугала бабайка, что пряталась под клеенкой. Бабушка сказала, что это был ветер, но я не мог поверить в такое.
Мама тоже успокаивала, и тетя, мамина сестра, успокаивала. Неля надо мной смеялась, я расплакался, и ее отругали. На шум в кухню зашел дедушка Иван.
Он один накричал на меня. Сказал, что это была взаправдашняя «бабайка», которая там ВЗАПРАВДУ живет, он это всем говорит, а ему никто не верит. Если я хочу, чтобы она меня забрала, –
мое право, я могу гулять себе за хатой сколько влезет, но он предупредил: она тебя заберет в желтые норы, –
так говорил дедушка, –
заберет насовсем!.. Когда я снова ощутил тело, то понял, что спал с открытыми глазами, при этом продолжая слушать, что там рассказывала бабуля, и даже ухитрялся кивать в нужный момент. Я растер лицо, уселся поудобнее в кресле, поправил бабушке подушку и попробовал уловить, на чем прервался бабкин рассказ. В голове было пусто.
Случайно ли так совпало, или так и должно было быть, но она как раз заканчивала рассказывать про конюшню и дедовы страхи. Мол, страхи эти со временем развеялись (или, я так думаю, он научился их держать при себе), хотя за хату все одно без крайней надобности старик не ходил. Так там все и заросло бурьяном.
Возможно, дед смирился с положением жертвы интриг. Начался новый период жизни на пенсии, и дед начал читать книжки . «Какие? – Иностранные!»
Дед еще с вуза малость знал испанский, а как пришло время, взялся учить его как следует. Тогда, где-то в конце семидесятых, это было более чем рискованно.
С точки зрения бабушки, уж лучше тихо быть себе придурковатым , чем напрашиваться на обыски и ссылку из-за неудачного выбора интересов.
Но дед, полагаю, понимал это и сам. И в качестве прикрытия (а может, это было настоящим призванием?) занялся переводом испаноязычной литературы. Причем творилось это прикрытие со знанием дела – дед выписывал литературные журналы, довольно долго переписывался с кем-то из членов Союза писателей, а однажды даже побывал на каком-то там писательском съезде. Где и познакомился со своим дружком по переписке – писателем-полиглотом без определенного возраста и с прошлым авантюриста. Бабка рассказала, что несколько раз этот писатель – «Вспомнила, Юрко его звали!» – приезжал к ним в село погостить. Писатель был простой и вежливый, что смягчило бабку и развеяло ее мрачные подозрения насчет дедовой антисоветской деятельности.
