– Ирис, я тут подумал… Хотите пиццу? Вегетарианскую, грешить не придется, – его голос звучал как будто из другого мира.
– Пиццу? – я только что вспомнила, что за целый день не удосужилась даже кофе выпить. – Чем продиктована такая галантность?
– Мне просто хорошо известно, что, когда матерый журналист получает искомый материал, он начисто забывает о самых необходимых человеческих потребностях и, как правило, остается голодный. Сказывается опыт собственного отца.
– Ах, вот оно что. А разве курьерская доставка входит в обязанности историка-фрилансера?
– Нет. Это исключительно акт доброй воли. Я все равно вышел прогуляться. И знаю одну дивную пиццерию.
– Я пошутила. Спасибо за заботу, но у меня слипаются глаза. Вы правы – я обо всем забыла, даже о сне.
Свершилось! Очень скоро и в Венгрии совсем не будет больше евреев. Замечу, что с еврейским вопросом мы здесь долго топтались на месте. Я, признаться, все это время тяготился унылой работой венгерского Фольксбунда. Я, конечно, понимал, что все, что я делаю, это на благо Рейха, и я не должен выражать недовольство, мне и так несказанно повезло, но эгоизм брал верх – хотелось однажды почувствовать себя героем, поэтому я обрадовался еще и возможности зарекомендовать себя. Адмирал Хорти, надо признать, неплохой управленец, но, в силу неарийского происхождения, немного мягкотелый, к тому же этот мерзкий Каллаи имеет на него сильное влияние, можно подумать, евреи дороги им не меньше венгров. Да и этот шведский прохвост Валленберг безмерно отравлял нам жизнь. Но, как я и сказал – свершилось! Венгрия, в конце концов, уступила фюреру, и в ближайшее время нам предстоит сопровождать последние, надеюсь, эшелоны с заключенными в Польшу.
«Несчастный человек»… «Заложник режима»… Сколько это еще будет продолжаться?!
Дорогой дневник! Со мной случилось нечто неприятное и даже недопустимое. Меня, можно сказать, преследует навязчивое состояние. Я постоянно думаю об одной девушке из тех заключенных, которых депортировали из Венгрии. Она всего лишь окинула меня взглядом, но взглядом, полным такого презрения, что мне стало не по себе. И неожиданно я захотел встретиться еще раз с ней глазами, вдруг в этот раз она будет снисходительнее? Я надеялся увидеть отчаяние и страх, я мечтал почувствовать себя отмщенным, но все получилось иначе – я жду от еврейки снисходительности! С ума можно сойти…
Я зачем-то узнал её имя, её зовут Агнеш Боннер. Как-то это слишком просто для неё, её должны звать, как минимум, Мария-Антуанетта. Интересно, она даже на костре будет гореть с таким невозмутимым видом?
