– Не представляю тебя крушащим палаточный городок.
Рубен поднял глаза вверх.
– Кто это?! Это действительно мой друг, который несколько месяцев назад в одном небе со мной крушил сирийские истребители?
– Я защищал свою страну, но мы ведем войну против террористов, а не против арабов. Не для того в пятьдесят четвертом мои родители погибли от рук фидаинов, чтобы я сейчас уподоблялся их убийцам.
– Пусть Саброй и Шатилой занимается комиссия Кахана. А я офицер и выполняю приказы. Мы вышвырнули ФАТХ из Ливана, значит, мы справились с задачей. И все остальное…
– Палестинцы покинули Ливан? – желая не допустить гражданской войны в собственной семье, быстро спросила Эсти.
– Им там уже нашлась замена. Поздравляю, господа, у нас новый враг – хезболла.
– Кто это?
– Иранские боевики, взявшие под крыло шиитскую молодежь.
– Одним словом – очередная шайка мерзавцев! Похоже, спокойной жизни нам еще долго не видать.
Громоотвод Бени на этот раз возражать не стал и кивнул с очень серьезным видом.
– Шииты слишком долго находились в Ливане на положении бедных родственников. Такой возможности показать силу они не упустят.
Он лежал на спине и смотрел прямо в глаза склонившегося над ним мужчины. Темноволосый, коренастый, с густой бородой. Где-то он его уже однажды видел, очень давно.
– Посмотри на сына, – говорила мама, – «посмотри на сына» на иврите будет рубен.
И бородатый человек молча пристально его разглядывал.
«Это мой отец, – неожиданно вспомнил он. – Яков Гросс… как странно, что мой отец моложе меня… а мама держит меня на руках, как маленького…»
Возможности показать силу хезболла действительно не упустила. Волна терактов вспыхнула с новой силой и в более кровожадном исполнении. И однажды новостные службы всего мира передали сообщение о том, что начиненный взрывчаткой грузовик ворвался на израильскую военную базу на ливанской границе и взорвался вместе с водителем.
Окончание ливанской войны не принесло мир на Ближний Восток, но двух новых идальго она забрала себе в трофеи. Навсегда.
Внешне я похожа на отца, от мамы у меня только рост – сто восемьдесят, как у манекенщицы. Отец мой был невысокий. (Кажется, на фэшен-сленге это называется «французской парой», с тех пор, как в 1954 году движимый желанием подчеркнуть красоту и стройность женских ног дизайнер обуви Роже Вивье поставил француженок на шпильки.) А поскольку высокая женщина, как правило, бросается в глаза, я часто слышу фразу: «Как сильно ты похожа на мать!» Я не спорю, мне нравится, когда нас сравнивают, ведь моя мама такая красивая. И все же я похожа на отца, у меня такие же непослушные огненно-рыжие волосы, зеленые глаза и неторопливые движения человека, уверенного, что жить ему втрое дольше остальных. Хотя именно в этом Беньямин Кауфман и просчитался – ничтожные для полного сил и надежд мужчины тридцать четыре года остались с ним навечно. Среди друзей Бени считался сверхинтеллектуалом и, если бы ливанская война не оборвала его жизнь так рано, он успел бы подарить мне гораздо больше, чем цвет глаз и волос, царственную неторопливость и имя Ирис, в честь яркой радуги в полнеба, которую увидел в день моего появления на свет, когда спешил из военного гарнизона к маме и выскочил на минуту, чтобы купить цветы на перекрестке. Может, чтобы компенсировать утрату, я с юного возраста старалась окружать себя неординарными людьми и интересными беседами, потому и стала журналистом.
