Обведя взглядом пустую комнату, отец спросил, что я намерен делать дальше.
— А что, — ответил я, — построю обсерваторию. — Ни о чем подобном я раньше не думал. Звезды вообще никогда меня особенно не интересовали. После ночевок в палатке и прочих турпоходов полагается уметь различать среди них какие-то фигуры. У меня даже имелась одна из иллюстрированных книг, в которых обычно рисуют очертания зверей, охотников и так далее, а рядом другие картинки, совсем не похожие на первые, с разрозненными звездами и линиями между ними. Аналогию между двумя типами фигур было довольно сложно ухватить даже в книге, а для тех же самых фигур, развернутых во всю ширь ночного неба, это представлялось и вовсе невозможным. Я так и не научился распознавать ничего мельче Млечного Пути, Луны и ее отражения в озере Коммонсток. И все же именно из тех времен мне в голову проникла мысль построить обсерваторию. Это будет мое собственное сооружение — небольшое, закрытое со всех сторон, лишенное окон, не считая узкой прорези в крыше для телескопа, — и построю его я сам.
— А-а, — сказал отец.
— Хочу что-то сделать своими руками. Я ведь никогда ничего не строил.
— А как же модели самолетов?
Еще бы ему не знать. Самолеты — его идея, нужно было чем-то занять маленького мальчика, которому, похоже, начало надоедать все, что предлагала жизнь из реестра «правильных» занятий.
— Это были игрушки. А теперь по-настоящему. Настоящая рабочая обсерватория. — Я представил, как это будет выглядеть. — Крыша должна поворачиваться. Чтобы можно было смотреть на звезды в разных частях неба.
— Зачем тебе смотреть на звезды?
— А что плохого в звездах?
— Подожди, я хочу разобраться. Тебе хочется чего-то необычного, новых свершений?
— Еще бывают кометы и туманности.
— Но так, чтобы не слишком сложно.
— Черные дыры, пульсары и квазары.
— А давай возьмем палатку и куда-нибудь уедем? — В моем детстве это было еще одним отцовским увлечением. — Заберемся на Гору-Голову, поболтаемся пару деньков. Вдвоем. Звезд там — знаешь сколько? Ну как?
— Я читал пару дней назад, будто ученые открыли новую планету. В отличие от остальных, она не движется.
Отец покинул комнату, склонив голову в знак поражения.
Разумеется, он не мог не приложить руку к проекту. Вместе мы облазили вдоль и поперек весь участок, вооружившись старым секстантом, валявшимся без дела на каминной полке с тех пор, как мы переехали в Коммонсток. По словам отца, секстант принадлежал жившему до нас в этом доме капитану, но, поскольку предыдущим хозяином на самом деле был страховой брокер, я всегда подозревал, что сей прибор — просто декоративная побрякушка, доставленная с барахолки в Мистике ради удовлетворения чьих-то представлений об оседлой жизни в Новой Англии. Отец устроил целое представление, подводя один конец этой штуки к глазу и наклоняя другой, пока в перспективе он не совпадал с верхушками деревьев; после этого отец показывал мне инструмент и записывал показания в градусах. Так ли полагается использовать секстант, я не знаю; в любом случае, на участке имелось только одно подходящее место для обсерватории — что-то вроде бугра на пол пути от дома до воды, с которого можно было беспрепятственно обозревать озеро, соседские дома и совсем вдалеке изящные очертания Горы-Головы. Если смотреть из дома, бугор располагался точно на линии обзора — если построить там обсерваторию, она заслонит озеро. Тем не менее, отец, в восторге от своей новообретенной способности обращаться с секстантом, выдал мне разрешение на строительство в этом месте и даже потребовал, сверившись с таблицей измерений, чтобы я строил именно там.
