– Людям покоя не даешь.
– А наплевать! Я в своем доме! Понимаешь? У нас просто! Мы заграничных сапог не носим! Да! У нас по-русски! Потому… Россия. Да! А не заграница! Хочешь – живи, не хочешь – пшел к черту! С богом! Мы железа в штиблеты не кладем! Д-да! У нас и так крепко, сдел-милость. Крепче железа! Сделаю, так поглядишь! Будешь благодарен! Д-да!
Жена не ввязывалась более и, вздыхая по временам, молча звякала ножницами. Муж еще долго бормотал, то хвалясь, то ругаясь, то грозя кому-то, и, наконец, захрапел на всю квартиру.
На другой день, вечером, проходя в свою комнату, через отворенную дверь я увидел хозяина лежащим на диване. Хозяйка внесла ко мне самовар.
– Что, Петр Дементьич болен? – спросил я.
– Какое болен… Пьет! – отвечала она.
– Да неужели он пьет? Запоем?
– Как случится! То не пьет, не пьет, а то запьет на целую неделю. Такая беда! Жрать, прости господи, нечего, а он валяется, не работает.
Голос ее был резок, выражение лица суровое, но от меня не ускользнула некоторая сдержанность тона. Не настолько еще мы были знакомы, чтобы бедная женщина решилась высказать передо мной все, что в течение, быть может, многих лет наболело в душе.
– И откуда у него деньги, понять не могу, – продолжала хозяйка. – Позвольте спросить, не давали ли вы ему?
Я сообщил о двух рублях.
– Ну, так и есть; значит, он на них и пьет… Так он ботинки взялся вам шить? Вот беда-то! Что же теперь?
Я принялся утешать ее, как мог. Она молча слушала, вздыхая и покачивая головой.
– Нечего делать, придется идти на фабрику! – решила она наконец.
– На какую фабрику?
– Да вот тут, на табачную. Я это время, видите ли, на рынок шила; ну, заработаешь копеек двадцать, да муж починкой кое-что достанет, нам и хватало, не то чтобы очень, а все-таки сыты были. Ну, а теперь, как он не работает, с этими деньгами никак не обернешься. А на фабрике сорок копеек дают. Нужно идти!
– Ну, а как же здесь без вас?
– Уж вы не беспокойтесь, все будет исправно. Танька уж большая; она вам и самовар поставит когда, и пол выметет, и приберет.
– Да я не о себе, а кто же с детьми останется?
– Она же, Танька! Ведь она у меня молодец, приучена!
– Ну, знаете, это опасно – оставлять дом на семилетнего ребенка.
– Эх, полноте, что вы! Петруша бы только чего не накуролесил, а насчет детей я не беспокоюсь.
– Лиза! – послышался сиплый голос за перегородкой.
Хозяйка вышла, оставив меня погруженным в размышления о новых порядках под управлением семилетнего ребенка.
