— Они в отличной форме, Кейбл, — говорила девочка.
Конюший расплывался в улыбке и медленно отвечал:
— Спасибо вашей милости за то, что ей нравятся наши лошадки.
Это был их обычный разговор. Теперь Грейсила была уверена, что Кейбл не узнает об ее присутствии в доме.
Тем временем мисс Ханселл, развязав тугой узел на шелковом покрывале, одно за другим отправляла роскошные платья Грейсилы в недра бездонного гардероба.
Туалеты были вызывающе красивы и стоили, по мнению Грейсилы, астрономические суммы денег. Но мачеха, которая сама заказывала для нее наряды, сказала, что ей следует одеваться, как подобает герцогине.
«Сомневаюсь, что теперь меня кто-нибудь в них увидит, — подумала девушка, — но когда-нибудь я все-таки их надену!»
Грейсиле пришло в голову, что если ей придется самой зарабатывать на жизнь в качестве компаньонки или гувернантки (а другого пути у леди не было), то ей вряд ли понадобятся такие наряды.
Мисс Ханселл как будто читала ее мысли:
— Не беспокойтесь, миледи, времена меняются. В любой момент все может измениться, и все будет выглядеть совсем по-другому.
— Сомневаюсь, — тихонько сказала Грейсила. — Отец и мачеха будут ждать меня до последнего момента, хотя, по-моему, я вполне определенно дала им понять, что не собираюсь замуж за герцога.
— Да уж, — кивнула мисс Ханселл, — вот так смятение будет у вас в замке!
Разглядывая тончайшую вышитую ночную рубашку гостьи, она спросила:
— Так ваша милость уверены, что поступаете правильно?
Грейсила подумала, что, наверное, у Миллета и его сестры были свои соображения относительно причин ее побега.
— Я не могу… выйти замуж за герцога, — тихо проговорила девушка, — и не собираюсь возвращаться до тех пор, пока отец и герцог с этим не смирятся.
— Хорошо, миледи, раз уж вы так решили, то не будем больше об этом говорить, — согласилась экономка. — Но мы должны быть уверены в том, что никто не придет сюда искать вас.
— Это последнее место, куда они могут придти, — уверенно произнесла Грейсила.
— Не сомневаюсь, что ваша милость правы, — ответила экономка.
В конце концов мисс Ханселл удалилась, пожелав девушке спокойной ночи, а старик Миллет, который по-прежнему относился к ней как к ребенку, принес ей чашку горячего молока и несколько шоколадных бисквитов.
Все стихло, и Грейсила осталась одна в комнате Елизаветы.
Она с наслаждением разделась и нырнула в мягкую постель. Свечи отбрасывали на стены причудливые тени, отблески пламени играли на витиеватых ножках дубовой мебели и мягко оттеняли теплые складка синего бархатного полога.
