И сейчас он опять стал замечать, как она чавкает, как шмыгает носом, какие кляксы оставляет на столе, ему снова бросилась в глаза грязь в кухне и на посуде. У него мороз пошел по коже, когда он увидел, сколько самбуки она вливает в себя, и ему захотелось разбить о каменную мойку все бутылки, которые еще были в доме, чтобы прекратить этот ужас раз и навсегда. Он вдруг пожалел, что так долго не обращал внимания на все это. Но пьяная Аманда была приятной Амандой, потому что она валялась в постели и никому не мешала. Каждые пару месяцев она ломала себе кости, падая с лестницы, и тогда она тоже была хорошей Амандой, потому что проще было кормить ее в постели и время от времени таскать в ванную, чтобы помыть, чем выносить ее постоянное громкое присутствие в гостиной, в кухне или на террасе.
Лет тридцать назад Аманда была настоящая красавица. Она была очень похожа на Орнеллу Мути. «Что эта bella donna [35] делает здесь? — болтали между собой женщины, подметая тротуары. — Она что, хочет выйти замуж за ремесленника, крестьянина или пекаря и стирать ему рабочие штаны? Рожать от него детей и смотреть, как она сама разбухает, словно дрожжевое тесто?»
Перед красавицей Амандой был открыт целый мир, если бы она набралась храбрости уехать в Рим, Милан или хотя бы во Флоренцию. И совсем быстро, может быть, через пару дней, в которые ей ничего не нужно было делать, только фланировать по улицам, ее точно обнаружил бы и открыл какой-нибудь режиссер или фотограф. Ведь даже Феллини, Висконти или Пазолини время от времени искали и находили своих муз на улице.
Но красавица Аманда осталась в Вальдамбре. Она работала в «Алиментари», продавала pecorino[36] и prosciutto,[37] хлеб, овощи, фрукты, стиральный порошок, и магазин был всегда полон.
Даже старики, которые сидели по двенадцать часов на пьяцце, подставив морщинистые лица солнцу, и рассказывали друг другу истории о Муссолини, заходили в магазин без всякой необходимости, без того, что их посылали туда собственные жены, только чтобы увидеть ее несравненную улыбку, с которой она говорила «euongiorno» или «prego»,[38] когда подавала сто граммов салями и четверть фунта stracchino.[39]
И каждый считал себя особенным, когда она махала им рукой на прощание.
Красавица Аманда была солнечным сиянием Амбры, солью в монотонной каше деревенских праздников, когда она размешивала panzanella,[40] и ангелом во плоти, когда изображала Деву Марию у ясел на рождественском празднике.
