— Ты помнишь, Марни?
— Мне всегда невтерпеж, — говорит Марни.
— Может, съешь что-нибудь? — спрашивает старшая. Теперь она вертит в руках карандаш.
— Спасибо, — благодарит толстушка Марни. — Я никогда не переедаю.
Она отлично понимает, что обе стараются скрыть удивление.
— Скоро обед, — предупреждает старшая.
— Слушай, Марин, расскажи нам четко и ясно обо всем, что видела. Ты ведь уже рассказывала полицейскому, который приходил к вам домой.
— Да, — кивает Марни.
Она следит, чтобы выражение лица у нее не менялось.
Интересно, кто вытирает пыль с фикуса возле окна? Такое страшилище, думает Марни.
— Видите ли, — говорит она, — я все написала, а очки забыла дома.
— В наших документах нет ни слова о том, что ты носишь очки.
— В детстве, — объясняет Марни, — я косила. В скверные послевоенные годы у меня были зеленые волосы и косые глаза. Мама целых пять ведерок повидла отдала за оправу для очков. А я ее сломала, когда мама выволакивала меня из трамвая.
— А зачем она это сделала, Марни?
— Я не хотела выходить, — отвечает Марни.
Марнина мать любит рассказывать, как Марни в довершение всего улеглась на трамвайные рельсы. «И вы знаете, моя сестра наотрез отказалась погулять с Марни, когда я ее попросила: мол, с таким ребенком она ни за что гулять не станет».
— Ну хорошо, — говорит старшая. — Давай-ка вернемся к Инге Мозер.
Марни видит, как она резким движением — так получилось нечаянно — выхватывает из скоросшивателя лист бумаги и приподнимает его, чтобы прочитать.
— Дело в том, — говорит Марни, — что ребенком я несколько раз падала. С лестницы.
— Марни, — увещевает младшая, пытаясь придать своему голосу мягкость.
— Сейчас я тебе прочту, что мы выяснили, — говорит старшая.
Марни тоже говорит мягким голосом:
— Это все из-за глаз. Окулист сказал маме, что первые три года жизни я видела только расплывчатые контуры предметов.
— Ну ладно, хватит об этом, — перебивает сотрудница, сидящая за письменным столом.
— Это наследственное, — объясняет Марни. — От отца.
Молодая опускает руки, подходит к Марни и хочет обнять ее за плечи. Марни вздрагивает.
— Девочке холодно, — говорит та. — Ты устала, да Марни?
Она наклоняется, и Марни чувствует запах лака для волос, мыла и одеколона. Если скосить глаза, то видно воротник блузки, кусочек кожи, испещренный тоненькими бороздками и порами, и совсем чуть-чуть — темную ложбинку между грудей.
— Дело в том, что теперь я не ношу очков. С тех пор как Ральф обратил на меня внимание.
