- Кто капитан этой сволочной лоханки?
- Я,- оробев, ответил Гольденфинген.
- Позволено ли будет спросить, за каким дьяволом ты выпустил ракеты? Какого святого собрался праздновать, мерзавец? У меня руки чешутся охолостить тебя, как кота!
Лицо его показалось Гуттену знакомым, а голос он явно где-то слышал. Но где, когда, при каких обстоятельствах? В эту минуту глаза их встретились, и оба воскликнули одновременно:
- Гуттен!
- Герреро! Мой благодетель-янычар!
- Откуда ты взялся?
- Я вправе спросить тебя о том же. Где же твоя чалма и шаровары?
- В заднице. В одну прекрасную лунную ночь я сменил наряд. По возвращении в Константинополь мы решили захватить какую-нибудь посудину и начать войну на свой страх и риск. Мы наводили ужас на всю Каледонию, скажу тебе без похвальбы, и дела наши шли превосходно. Мы доплывали до самой Корсики... Но лучше скажи-ка мне, Филипп фон Гуттен, ты все еще уподобляешься пустыннику или все же использовал то, чем наделила тебя природа?
- Замолчи, ради бога! - смутился Филипп.- Ответь мне лучше, почему не вернулся, как обещал, в лоно христианства?
- Ах! - вздохнул разбойник.- Погубит меня моя доброта. Корабль-то мы угнали, да вот незадача: половина нашей беглой команды - магометане. Где бы мы к ними укрылись в случае необходимости?
- Вот тут бы я тебе и пригодился. Отчего ты не разыскал меня?
Четыре пушечных выстрела оборвали беседу.
- Прямо по курсу папские галеры! - закричал кто-то из пиратов.
Герреро, безнадежно махнув рукой, заметил:
- Четыре галеры... идут на всех парусах, нам не выстоять. А все из-за этого мерзавца, успевшего пустить ракеты! Позволь, Филипп, я помогу ему стать смотрителем султанского гарема.- И он схватился за свой ятаган.
- Полно, полно! - остановил его Филипп.- Не стоит брать на душу лишнего греха - их у тебя и так предостаточно. Вот что: я напишу имперскому послу в Риме и попрошу заступиться за тебя.
- Не поможет,- безразлично отозвался андалусиец.- Видно, мне на роду написано болтаться в петле. Что ж, чем раньше, тем лучше.
Когда папская эскадра легла на обратный курс, Гуттен сказал Гольденфингену:
- Молю бога, чтобы капитан доставил императору мое письмо, где я испрашиваю милости для этого человека.
- Не хотелось бы мне разочаровывать вас, но я сильно опасаюсь, что ему не выпутаться. На нем тройная вина: он вероотступник, пират и мусульманин. Таких, как он, в плен не берут, а вешают на стене замка Сан-Анджело.
