"Как только она вернется, я заставлю ее понять, с кем она имеет дело, я докажу ей, сколь непреклонна моя добродетель",- думал он. Однако время шло, ужин был уже съеден, а Берта не появлялась, несмотря на отчаянные призывы посетителей. Филиппу казалось недостойным уехать, не противопоставив свое целомудрие ее распущенности. Но было уже очень поздно; следовало отправляться в путь.
Лютеций бодро рысил по освещенному луною большаку. Со стороны реки задувал свежий ветерок, небо было безоблачно и сплошь усеяно звездами - в такую ночь только и ехать. Так, изредка подстегивая жеребца, переходя с размашистой рыси на галоп, Филипп без остановки покрыл шесть миль. Когда же он поравнялся с развалившейся лачугой, луна скрылась за темной тучей, в отдалении грянул гром и сверкнула молния. Надвигалось ненастье. "Как некстати!" - с досадой подумал Филипп и пришпорил коня, чтобы успеть добраться до укрытия. Снова сверкнула молния, и вспышка на мгновение выхватила из тьмы фигуру женщины, прятавшейся под прикрытием стены. Над самой головой раздался оглушительный раскат, и жеребец шарахнулся, едва не сбив женщину с ног. Филипп спешился, привязал Лютеция, взглянул на свою случайную спутницу и не смог сдержать крик изумления, оказавшись лицом к лицу с прекрасной трактирщицей.
- Берта! Как могла ты оказаться здесь? Ведь мы давно расстались!
Рыжая раскосая красавица звонко расхохоталась. "Ведьма!" - мелькнуло в голове у Гуттена.
- Как ты оказалась здесь раньше меня? - в смятении спросил он.- Я проскакал галопом все шесть миль и нигде не замешкался.
В ответ она снова расхохоталась.
- Успокойтесь, доблестный рыцарь. Я не ведьма и не Берта. Мы с нею сестры-близнецы. Зовут меня Гертрудой, а живу я вон там,- и она показала на видневшийся невдалеке домик.- Я пошла искать свою заблудившуюся овечку, меня и застигла гроза.
От этого объяснения унялось и беспокойство Филиппа, и хлеставший по крыше дождь. Снова выглянула луна, и в свете ее Гертруда показалась ему так разительно схожа со своей сестрой, что невозможно было поверить, будто перед ним стоит не хозяйка постоялого двора. Все у них было одинаковое - и смех, и движения, и даже платье.
- Что же вы стоите, сударь! - не без раздражения позвала она, беря Филиппа за руку.- Укроемся под этим навесом. Как ни плоха эта защита, а все лучше, чем мокнуть. Поболтаем, покуда не стихнет ненастье.
Ливень опять припустил, и Филипп решил принять предложение. Лютеций, оставленный снаружи, время от времени ржал и рыл копытом землю.
