Филипп как в столбняке глядел на ее ловкое, поворотливое тело, на длинную стройную шею, на живое, подвижное лицо.
- Надеюсь, вам у нас придется по вкусу,- продолжал звучать чуть хрипловатый голос.- Вкусный ужин, веселая компания, мягкая постель. Можно выспаться на славу, если только... благородный рыцарь не предпочтет сну иных удовольствий...
Кровь ударила Филиппу в голову, прихлынула к щекам. Никогда прежде не доводилось ему встречать женщину, которая бы произвела на него столь ошеломляющее впечатление и вселила подобное желание.
Тут в комнату вошел старик.
- Ваша лошадка, сударь, наконец-то успокоилась,- как все глухие, непомерно возвысив голос, сказал он, и Филипп понял, что старик сильно туг на ухо.
Берта, не обратив на вошедшего никакого внимания, без околичностей предложила Филиппу:
- Так что лучше всего вам у нас заночевать... Тем более что мой супруг нынче делит ложе с Дунаем.
- Больше не брыкается, стоит смирно, ест овес,- твердил свое старик.
Открылась задняя дверь, и снова появилась Берта, с тарелками в руках и ковригой под мышкой.
- А я тотчас же поднимусь, приготовлю вам комнату,- продолжал Гольденфинген.- Отведу вам ту, что выходит на реку.
Берта осторожными маленькими шажками, чтобы не расплескать суп, приближалась к столу. Досада, которую чувствовал Филипп, пока хозяйки не было в комнате, теперь улетучилась. Ему с каждой минутой все сильнее хотелось заночевать. Берта поставила на стол тарелки - суп и изрядный кусок сочной, розовато-золотистой свинины. Филипп, преодолев себя, обратился к старику:
- Мне непременно нужно сегодня же ночью быть в Аугсбурге. Ночь сегодня лунная, я тронусь в путь до первых петухов.
- Как жаль, сударь. Но не смею противиться вашей воле. Пойду заседлаю вам коня, чтобы вы могли выехать сразу как отужинаете.- И он засеменил к выходу.
За соседним столом уже сидели четверо посетителей, громогласно призывая Берту. Прежде чем уйти на кухню, она многообещающе шепнула:
- Придет охота повидать меня - знай, я жду.
И с этими словами, не обращая внимания на крики проголодавшихся крестьян, выскользнула из комнаты.
Какое-то мгновенье Филипп оставался в нерешительности, но потом мысленно поручил себя своему небесному покровителю и постарался утопить в похлебке из бычьих хвостов манящий призыв Берты. "Если Парсифаль отверг домогательства прекрасной Кундри, то и мне надлежит поступить так же".
Мир снизошел в его душу; он вновь овладел собой и уже без помех взялся за ароматное жаркое.
