После третьей рюмки паленое виски уже перестало жечь горло. Когда Толян закурил, Волошин осведомился:
— Слышь, братан? А этот Т-торомышев…
— Размазня?
— Что?
Толян хохотнул:
— Ну, знаешь анекдот старый?
Волошин покачал головой.
— Сидят, короче, в кабинете Ленин, Крупская и Дзержинский. Ленин, типа, говорит: «А слабо вам, Феликс Эдмундович, в окно прыгнуть во имя революции?». Дзержинский отвечает: «Говно вопрос!», и сигает вниз. Ну, Ленин, значит, подходит к окну, смотрит вниз, и говорит так расстроенно: «Ну вот, Наденька, а говорили: „Железный Феликс, Железный Феликс“… а он — размазня!»… га-га-га… понял, да? Нет, понял — «размазня»!..
Волошин знал этот анекдот, и смеялся ровно столько, чтобы не обидеть гогочущего Толяна, но на душе остался осадок.
«И я не пример для подражания, — подумал он, — но что стало с людьми? По сути, Торомышев ведь обычный неудачник, но он не заслуживает…»
Подумал, и тут же обрезал себя. Нет, слабости все это! Пусть Толян ржет над чем хочет, может это его профессиональная деформация, как у позитивного доктора Ливси из культового мультфильма «Остров Сокровищ». Пусть… А ему еще предстоит побеседовать с родителями Торомышева, дать, так сказать, отступные. Чтобы все остались… ну, если хотя бы не довольными, то пусть уж хотя бы молчаливыми.
— Вы родственников Торомышева оп-прашивали?
Толян раздавил измазанными в масле пальцами окурок в пепельнице, тут же закурил новую сигарету. Сощурившись, взглянул сквозь дым на Волошина:
— Да ни хрена у него нет.
Волошин насторожился:
— В смысле?
— В прямом. Мы никого не нашли по нашим базам. Удивительно просто! Один он был. Прямо тамагочи какой-то: ни мамы, ни папы.
— А жил с к-кем?
— Тоже один. И знаешь что?
Волошин приподнял бровь. Толян наклонился к нему через стол, проникновенно сообщил:
— В его однушке — голые стены. Осознал? Голые, мать его, стены! Там даже кровати не было! Этот ваш Торомышев — человек из ниоткуда. Натуральный призрак! Жаль только, что этот призрак не растворился полностью, три часа его отскребали… черт, вспомнить мерзко… ну что? Еще по одной?
Неприятное чувство, будто что-то упущено, снова посетило Волошина. Правда, на этот раз оно было несколько болезненно острым.
