- Ну и что, что сколачивается рота? Ну и что, что он наш командир? Он такой же человек, и мы все люди… Все будет хорошо, все, Андрюша, будет хорошо! Вот увидишь!
Но теперь эти сложности быта на формировке, теперь, перед выгрузкой и маршем к фронту, не имели никакого значения. Все начинало измеряться по другой системе отсчета, по системе, в которой полюсами были жизнь человека и смерть человека.
Эта система, вступив в действие по команде: «Получить боеприпасы!», вошла в вагон с ящиками патронов и гранат.
Их в вагоне было двадцать три - десять пулеметчиков, ротный, его ординарец, Бодин, старшина, санинструктор, два снайпера, писарь, ружейный мастер, три связных от взводов и телефонист от комбата. Кроме пулеметных патронов и гранат они получили и автоматные патроны, которые годились и к пистолетам «ТТ». Пистолетами были вооружены офицеры, санинструктор и оба наводчика пулеметов.
Расположившись на нарах и на полу, все в вагоне набивали патроны в ленты, в магазины к автоматам и пистолетам. Дело подвигалось, потому что снайперы, набив обоймы, по команде ротного стали помогать пулеметчикам, а потом ротный приказал помогать набивать ленты и связному, и писарю, и ружмастеру. Осталось набить какую-то сотню патронов, когда, словно треснула крыша, рванула воздух короткая автоматная очередь, отчего сразу же завоняло жженым порохом.
Внутренне ахнув, все замерли и секунду, две, а может, и больше, не шевелились, только скосив или подняв глаза на того, кто стрелял,- на Васильева, связного от второго взвода, свесив нога, Васильев сидел на верхних нарах напротив ротного, держа чуть дымящийся еще автомат.
На лице Васильева были ужас и удивление, и он был бледен, как простыня. Его округлившиеся глаза не мигая смотрели перед собой, а рот у Васильева был полуоткрыт и губы дрожали.
- Живы все? - крикнул ротный, слетая с нар и в два прыжка добегая до Васильева. - Что ж ты! Что ж ты!.. - крикнул ротный, рванув у Васильева автомат и швыряя Васильева на пол.- Ты!.. Новгородцев!- Андрей перехватил у ротного автомат, а ротный, схватив другой рукой Васильева за ворот гимнастерки, вздернул его с пола на ноги и, задыхаясь от гнева, не находя слов, только зашептал ему: - Что же ты, гаденыш, что ж ты делаешь, гаденыш!
Но тут застонал Веня Милоградов.
Все обернулись к нему.
Согнувшись на один бок, словно бы отодвигаясь от раны, Веня держал на весу левую руку, на которой возле дырочки от пули уже чуть намок рукав.
