— Утопили?
— А что было делать? — женщина громко вздохнула. — Он дома даже есть перестал. Буквально жил в гараже. С ней. Она большая выросла, больше кошки. И говорит с ним, и поет, и кино показывает. А он смеется, как ребенок, и на меня ноль внимания. Вот я ее и… Взяла в руки, когда Костя на работу ушел. Понесла к реке. А она не хочет пищит, жалуется… Когда в воду летела, завизжала, как бензопила. У меня до сих пор этот визг в ушах стоит. А Костя сразу понял… — она понурилась.
— А как ее звали? — спросил я, испытывая почему-то крайнюю неловкость.
— Костя называл ее Легги. Не знаю, сам придумал или нет. Она желтая была, как канарейка, яркая такая… Я до сих пор желтый цвет не переношу… А Люда из третьей квартиры взяла себе синенькую. Они, правда, пока маленькие, все одинаковые. И не знаешь, какая будет…
Вот странно: она толком ничего не объяснила. Кроме одного: у меня не галлюцинации. Сестричка моей Мавель разрушила эту семью. Чью семью разрушит сама Мавель?..
— А военные? — уже без особой охоты спросил я.
— А что военные?.. — Елена невесело усмехнулась. — Когда всех переселили, я сначала радовалась: вытравят эту заразу. Поселок должны были сразу снести, да только не снесли. Путч этот случился, то да се… Не до того, наверно, стало. Или денег не было на снос. Я не знаю. Они, конечно, долго там возились. И излучение какое-то пробовали, и газ, и магнитное поле. Я один раз видела: грузовик оттуда поехал. Кузов брезентом укрыт, а на углу брезент сполз, и там — цветное, как леденцы в коробке… А теперь и не делают ничего. Говорят, ни одной больше не осталось.
— Может быть, одна… — зачем-то сказал я.
Елена сразу напряглась, как перед криком, и уставилась на меня огромными измученными глазами:
— Да?.. Это плохо. А вы откуда знаете?
— Да меня черт дернул ее купить у ребятишек, — я поймал себя на том, что почти оправдываюсь.
Женщина отвернулась от меня и вдруг пошла, все набирая и набирая скорость, а потом побежала, прижимая к животу хозяйственную сумку.
* * *
После встречи с тем парнем на улице я не спал ночь. Впервые — оформилось. Приобрело имя, пол и характер. Стало почти легко. И я поднялся с кровати, стараясь не разбудить Алину, оделся и вышел из квартиры в предутренние сумерки.
Солнце еще не показалось, в подворотнях пряталась мутная синь. Небо было чистое, светлое, со штрихами перистых облаков. По улице проехала, сея свежесть, машина-поливалка, пробежал бодрый старичок в спортивном костюме. Я шел, посмеиваясь над собой, и твердо знал, что сегодня ее увижу. Никого другого я не хотел видеть до такой степени. Никогда.
