— Погодите, — он ловко поймал меня за кисть руки. — А зачем вам? Что за дело?
— По поводу «штучек», — рискнул я.
Лицо Константина Алексеевича мгновенно превратилось в непробиваемую бетонную плиту:
— В смысле?..
В этот момент немолодая женщина, спускавшаяся вниз по лестнице, притормозила возле нас и сказала с легкой укоризной:
— Опять глаза залил?
— Пошла ты!.. — мужчина сразу разъярился и пошел красными пятнами. — Тоже мне, праведница нашлась! Да я… да ты…
Женщина, не слушая, двинулась своей дорогой. Я бросился догонять, а вслед нам несся такой отборный мат, что у меня сразу заныло в висках от жгучего желания вернуться и затолкать в рот труженика метлы грязный коврик для вытирания ног.
— Пьет, — равнодушно сказала женщина, не глядя в мою сторону. — Раньше не такой был. Нормальный, добрый. Я жена его бывшая.
— Лена? — предположил я и, наткнувшись на удивленный взгляд, пояснил. — Я Нину Васильевну искал.
— A-а… Умерла она. Хорошая была женщина, царство ей небесное.
Мы вышли из подъезда, и Елена вдруг сказала:
— Если бы не эта дрянь, все было бы хорошо. Мы бы не развелись. И Костя бы не пил. Жаль, что мы в одном подъезде квартиры получили, ад теперь кромешный. Он, как напьется, все в мою дверь ломится.
— А эта дрянь? — я решил все-таки попытать счастья.
— Теперь-то неважно, — уныло сказала Елена. — Мы тогда молодые были. Мне тридцать два стукнуло, Косте тридцать четыре. Детей не было… Я не виновата, что так. У нас и без детей все хорошо шло. Жили, как люди. Двое — в двухкомнатной. Свекровь за стенкой. Всегда поможет. А потом как началось… И месяца не прошло, испортили Костю.
— Они действительно в подъезде жили?
— Да нет. Когда началось, мы подъезд весь облазили. По подвалу с фонариками шарили. Дежурства установили… Они, знаете, такие были заметные, больше красные или желтые. И вот одна прицепилась к Косте. А еще одну подобрала Люда из третьей квартиры, но Люду-то можно понять. Одна да одна все время… Но Косте чего не хватало?!.. У вас есть сигарета?
Сигарет не было, и я торопливо, в два прыжка, сбегал к киоску и вернулся с пачкой «Pall Mall». Елена стояла, заторможенно глядя на угол здания. Так же заторможенно закурила и с силой выдохнула дым:
— Мы их звали «собачками». Вообще-то нельзя об этом трепаться, но мне все равно. Что мне сделают? Не посадят же. А вы откуда Нину Васильевну знали?
— Моя жена одно время обращалась к ней насчет вязания, — вспомнив о письме, соврал я.
— A-а… Ну так вот. Я точно помню, они в июле появились. В первых числах. Сначала лежали такие маленькие. В траве. Или под скамейкой. Дети с ними играли. А вот собаки рычали на них, да еще как, аж шерсть дыбом. У нас Дик был, овчарка немецкая, так он вообще на волка становился похож. Он сбежал, когда Костя начал сидеть в гараже… — лицо Елены передернулось, словно ей сделали больно. — Сидит, сидит… Я прихожу, а он все сидит… А в руках у него — она. И попробуй, тронь!.. Я хотела ее забрать, так он ударил меня… по лицу… я чуть не упала… А глаза совершенно сумасшедшие. Он с тех пор меня и ненавидит, наверное. Я ведь ее, в конце концов, утопила.
