Вот идёт верхушка нашего завода. Этот бодро шагающий крупный мужчина в длиннополом пальто и шляпе — сам легендарный второй директор «Свободы», N. Справа от N — громогласный и буйный начальник сборочно-механического производства B, отличный работник, запойный пьяница. О нём постоянно ставился вопрос, но как ставился, так и снимался — как без B быть заводу? B писал покаянные объяснительные о моральном облике. После отставки N все думали, что директором сделают B, но его, конечно, не сделали. Слева от N — плановик-экономист O, тогда ещё новый человек на заводе. Все трое оживлённо беседуют. Они в хорошем настроении, B смеётся, N разговаривает и жестикулирует, O, улыбаясь, машет камере цветком красной гвоздики. А за ними: лучшая лыжница завода, и роковая кокетка, и модные усатые юноши в тёмных очках, и I, «самые длинные ноги ОКБ», и очарованный пацанчик-пионер в расстёгнутой драной куртке, и хохочущий начальник ремонтного цеха, обаятельный, мастер на все руки, в перчатках и с детским флажком на круглой деревянной палочке, и близняшки-зайцы-октябрята с щербатыми передними зубами, и немолодая знойная бухгалтер, и стайка малярш из цеха 13, и юная Z — специалист по гальваническим покрытиям, и U, аскетичный главный конструктор стратегически важного изделия 5T-42Р. Камера подпрыгивает. Все дома (проспект Газа, ныне Старопетергофский) густо залиты солнцем. Окна сверкают ультрафиолетовыми звёздами.
(В руках над головами ликующих колонн — дети, очень много детей. Наша надежда, наше настоящее, наше будущее. Трудящиеся нашего завода про должают славные традиции героического рабочего класса Нарвской заставы, претворяя в жизнь ленинский завет: «Мы придём к победе коммунистического труда».)
То, чего фильм передать не может: однажды на «Свободе» оказалась делегация коммунистов одной из мятежных латиноамериканских республик, и они спросили у комсомольцев: «Вот у вас зародилось революционное движение. Расскажите, а — как? Какова методика организации подполья, устройства настоящей революции?» Комсомольцы погрустнели. А вот что фильм может передать: идёт военный оркестр, блещут инструменты на ярком солнце, трубач одной рукой играет, а другой держит самодельные партитуры. Крайний слева, тромбонист, косится в ноты. Справа — трубач, колоритный персонаж лет пятидесяти, крепко сбитый, в кепке, с бачками, в распахнутом пальто. А за ними — женщина в пушистой шапке и с шариком в руке, трое рабочих под руки, тёмные лица, кепки, улыбки, «Партия и народ едины», «Слава передовикам производства», девочка в клетчатом пальто и в платочке, пожилая пара в одинаковых тёмных пальто, верхушки деревьев над Волынкиной улицей. Ах да, и медные тарелки!
