Пламенеющий воздух | страница 2
Бок лодки — тот отражался. Навесной мотор — тоже.
Человек поплескал себя ладошкой по щекам и склонился к воде ниже.
Отражения не было.
Тут он вдруг что-то вспомнил, стукнул себя кулаком по лбу, полез в карман за мобилкой:
— Не утерпел, Столбец? Врубил, я спрашиваю, программу?
— Ага! Уже минут десять как фурычит, — растянул рот во всю экранную ширь умный Столбец. — Короче: ты меня видишь — я тебя нет!
— Вот мы и замаскировались, — устало сказал человек в ватнике. — Ладно, вырубай свою программу. Рано еще. Смотри: облака грозовые собрались! Как бы опять смерча не было…
— Облака — кучево-дождевые. Вижу их хорошо. А смерч… Если и будет, то слабый, бичеподобный.
— Все, Столбов, хватит болтать. Как бы меня тут, к чертям свинячьим, не потопило. Отключайся мигом!
— Сейчас, — заторопился четко видимый на экране мобилки Столбов, — еще минуту тобой, прозрачненьким, полюбуюсь. Облака, они еще во-он где…
Человек в ватнике, одной рукой продолжая держать перед собой мобилку, другой крутанул ручку навесного мотора, развернул лодку и быстро по узкой Рыкуше выскочил к Волге. Тут он мотор заглушил и глаза закрыл. Просто чтобы отдохнуть от красок вечереющего дня…
Неожиданный порыв ветра вырвал из рук человека, не отражавшегося в воде, мобилку.
— Ну Столбец, ну остолопина!
В ту же секунду мощный воздушный вихрь неудачно, боком к волне вставшую лодку — перевернул вверх дном.
Крупные брызги и мелкий водяной сор закрыли видимость напрочь, зеленые водоросли густо залепили человеку уши, глаза, рот…
Часть I. РУССКИЙ БУНТ
На обочине
Бр-р-р…
Рань несусветная. Двадцать минут седьмого — а я уже на ветру, в сквере. Где буду в семь — сам черт не скажет!
Черт с копытами занес меня в эту дыру! Черт с копытами, или злой дух, или ненавистник рода человеческого — у нас его уклончиво называют случай — за пять дней измордовал так, что я теперь, как тот газетный пасквилянт, с дрожью и стоном припадаю к любому клочку бумаги, лишь бы освободить себя от накопившейся злости.
Конечно, мой новый работодатель (о нем позже) ничего из того, что я сейчас чувствую, запоминать или записывать меня не просил. А прежний хозяин (по имени Рогволденок, по прозвищу Сивкин-Буркин), у которого я вкалывал литературным негром и за которого три года подряд сочинял романы и повести — тот за такие записи наверняка бы все зубы пересчитал.
Но сейчас я ничего не пишу и по клавишам бодро не стукаю. Просто пытаюсь свести концы с концами и освободиться от надоедливых мыслей.