Возвратившись в гостиницу, Савва, привыкший все доводить до конца, послал одного из охранников в библиотеку за книгой историка Ключевского. Вдруг припомнились ему студенческие времена, припомнилось то, что писал дотошный Василий Осипович про монастырские земли, и в особенности про то, сколько с них и в какие века монастырские крестьяне оброку платили.
— Тридцать процентов с десятины, — шевелил через полчаса толстенькими губами Савва. — А кой-где и тридцать три… Нет же, невозможно! Даже если отец диакон наследник подлинный — он не женат и не женится, и в смертный час все добро на церковь-матушку перепишет. И та примет! Сейчас у них об имуществе первая забота… И поселят на моих землях бесправных людишек, и начнет какой-нибудь отец игумен без сообщений по начальству с людишек этих три шкуры драть, станет «держать их в цепях и железах недель по пяти и больше». Голь перекатную плодить! К новой революции народец подпихивать!.. А прибыль с фабрик, заводов, с банковских капиталов — она во что вкладываться будет? В производство? В новые технологии? Это вряд ли… А «Парк советского периода»?! Его при таком наследнике, как пить дать, закроют. Гипсовым пионерам бошки пообломают, бронзовые туловища на куски распилят. Вместо гипсовых и бронзовых — черно-мраморных монашков понаставят: унылых, с лисьими мордочками…
— Храм рубят — щепки летят! — тихо проговорил Савва.
Правда, после этих слов рот себе ладонью сразу и прикрыл. Однако, посидев немного, словно в забытьи, отбросил том Ключевского на кровать и вздохнул свободней.
— Вот, к примеру, ты, Эдмундыч… Ты ведь никаких ключевских историй не читал?
— И не стану.
— И счастлив ты?
— Счастлив, Саввушка, ох счастлив при особе твоей состоять!
— Так ты потому, дурья башка, счастлив, что от тебя всё скрыли. Отцензуровали для тебя, девять-семь, нашу историю мрачные большевички. А до них — царедворцы веселые! Ну а сейчас по-новому: тихо и трепетно цензуруют. И не дай тебе бог слово неугодное ныне сказать!
— Что ты, Саввушка! Я темный, а и то знаю: цензура у нас запрещена.
— Ну, штук пять вопросов у нас всегда и отовсюду изымают.
— Это какие же такие вопросы, уж ты позволь мне спросить, Саввушка?
— А вот какие. В первую голову РПЦ, потом хасиды, ну и, конечно, прежние и нынешние жертвоприношения людские…
— А во вторую, во вторую голову, Саввушка?
— Ты старый, Эдмундыч. И поскольку стариться тебе дальше некуда, так ты, если будешь много знать, скоро песком рассыплешься!.. А что до первых двух вопросов… Ни хасидов, ни нашу родную церковную организацию — тронуть никак невозможно… Даже мысленно! Даже если у них какие-то непорядки или неправды. Ни-ни… Затерзают, как овцу! Вот я тебе про это сказал, и ты теперь на меня, может статься, донос напишешь. Стукнешь: Савва, мол, Куроцап в городе Романове говорил то-то и то-то…
