Дети воды | страница 12



И птицы испуганно мимо летят…
Ну кто же над грешницей может склониться?
Прочь, прочь поспешите, и мать и дитя.
Сильна и свободна,
Сильна и свободна
Сквозь шлюзы открытые к морю спешу,
Очистив потоки,
Ручьи и притоки,
Я снова простором и волей дышу,
Где солнышко волны мне позолотило,
Где воды прозрачны до самого дна…
Я словно душа,
Что когда-то грешила,
Но долго молилась
И вот прощена.
Я снова прекрасною стала рекою,
И мать, и дитя, вы побудьте со мною[2].

Глава 2

Да, целая миля да еще тысяча футов вниз.

Да, до домика было очень далеко, хотя Тому сначала показалось, что он бы шутя докинул камешек до садика, где возилась женщина в красной юбке. Дно лощины было очень узким, шириной с небольшое поле, а потом сразу тек ручей. А дальше — серые скалы, серые болота, серые пустоши, все серое-серое, до самого неба.

Ну вот, Том зашагал вниз. Сначала — три сотни футов крутого каменистого склона, поросшего вереском, он совсем ободрал себе ноги, прыгая с камня на камень — прыг-скок, бум-бум, и ему все казалось, что он легко закинет камешек в сад.

Потом три сотни футов по известняковым террасам, таким ровным, как если бы плотник измерил их своей линейкой и вытесал одну под другой. Там ничего не росло.

У вас бы, наверное, закружилась голова, но у Тома ничего такого не бывало. Он был, как я уже упоминал, храбрым маленьким трубочистом; оказавшись на вершине крутого утеса, он не стал кричать «Папа, папа!» (впрочем, у него ведь не было папы), нет, он лишь промолвил:

— Годится!

Несмотря на то что очень устал, он запрыгал вниз, со склона на склон, по камням и кустам, кувырком и кубарем, как будто он был веселой обезьянкой и у него было четыре руки.

Но он так и не заметил, что наша знакомая ирландка следует за ним.

Но теперь он уж вовсе устал. Пылающее солнце иссушило его, влажный лес совсем выдавил из него остатки сил. Пот стекал с него ручьями, он тек даже с кончиков пальцев на руках и на ногах, и Том стал чище, чем был. Но там, где он прошел, оставались грязные следы, и темный след так и остался на утесе. В Вендейле же с тех пор развелось множество черных жуков, и все из-за Тома: папа-жук, прародитель всех сегодняшних черных жуков, как раз собирался на собственную свадьбу, нарядившись в небесно-голубой сюртук и алые гетры… и тут мимо прокатился чумазый Том.

Наконец-то мальчик добрался до подножия холмов. Но что это? Он вовсе не на равнине, так часто бывает, когда спускаешься с горы. Внизу были беспорядочно нагромождены известняковые валуны, размером и с твою голову и с целую вагонетку, а в щелях между ними росли папоротники и вереск. И на них палило солнце.