— Где колокольня, там дома и люди, может быть, мне дадут там поесть и попить!
И он заспешил из последних сил, уверенный в том, что слышит звон колоколов.
Но вскоре он остановился, огляделся и молвил:
— Ой, до чего же велик мир!
Да, так оно и было — много чего можно увидеть, если достичь вершины холма.
Далеко позади виднелась Усадьба, и темный лес, и сияющая река; слева, далеко внизу, дымились шахты города; далеко-далеко река расширялась, уходя к морю, на ее глади виднелись крохотные белые блестки — корабли. Перед ним, как на огромной карте, расстилались поля, фермы, деревни, темные рощицы. Казалось, все это лежит у его ног, но он сообразил, что все это очень далеко.
Справа поднимались утес за утесом, холм за холмом, пока все не сливалось с голубым-голубым небом. Между холмами и болотами, прямо у его ног, было нечто, куда Том устремился душой и телом.
Глубокая зеленая скалистая лощина, очень узкая, поросшая лесом. А среди деревьев, далеко-далеко под ним, — блеск ручья. Ах, если бы ему удалось спуститься туда! На берегу ручья он увидел крышу крохотного домика, вокруг него — клумбы и грядки крохотного садика. По садику двигалось что-то красное, отсюда оно казалось не больше мухи. Приглядевшись, Том рассмотрел женщину в красной юбке. Может быть, у нее найдется что-нибудь поесть? В ушах у него снова зазвенело. Наверняка там внизу есть деревня. Там его никто не знает, да и новости из Усадьбы до них еще не дошли, даже если сэр Джон и послал в погоню всю полицию графства. Сейчас он спустится туда!
Да, Том был прав, думая, что здесь о нем ничего не знают, ведь он пробежал добрых десять миль. Но он ошибался, полагая, что спустится за пяток минут — домик был на расстоянии не меньше мили, да еще и на тысячу футов вниз.
Однако он был храбр и потому пустился в путь. Ноги он давно уже натер, и он просто умирал от голода и жажды. А колокола звонили так громко, что он подумал, уж не в голове ли у него они подняли такой трезвон? Но река внизу пела и сверкала на солнце, и вот что он услышал:
Чиста и прохладна,
Чиста и прохладна
В ручье, что смеется,
И в тихом пруду,
Чиста под утесом,
Чиста у ограды,
Где церковь старинная,
Дети в саду,
Где все безмятежно,
Все дышит покоем,
Я с рыбкой и птичкой играю шутя,
Чиста и прозрачна для чистых душою,
Умойся, напейся, и мать и дитя.
Мутна и зловонна,
Мутна и зловонна
Течет через город дымящий река,
Где серые доки,
Где черные стоки,
Где грязные душат меня берега,
Где жирная пена в потоке клубится
