Ночью выпал снег, покрывший будто легким пуховым одеялом все вокруг. Рядовые Привалов и Чахов, выставив перед собой «АКМы», медленно брели по узкому заснеженному проулку чеченского села. За заборами, гремя цепями, захлебывались в яростном лае лохматые псы. С соседней улицы доносился рык «бээмпешки».
– Чаха, дай сигаретку, а то мои совсем в кашу превратились, – сказал Привалов, вытряхивая на снег из кармана раскисшую пачку «Примы» и остатки развалившихся сырых сигарет. Выпавший накануне снег сразу окрасился рыжими пятнами. Словно оспинами.
– Стефаныч на днях балакал, что в конце месяца нас наконец-то заменят, – отозвался, втянув голову в плечи, окоченевший Чахов, протягивая напарнику сигарету.
– Совершенно нет никакого желания «шпротами» становиться!
– Думаешь, у меня есть? Или у Ромки с Танцором?
– Бляди штабные! Посылали на три месяца, а мы сколько тут торчим? Уже второй срок скоро закончится. Свихнуться можно!
– Так и до дембеля не дотянешь!
– Да, пошли они в жопу! Домой хочу!
– Вон, Серегу увезли, совсем крыша съехала!
– Да, Сережку жалко! Не повезло парню!
– Тут у любого мозги заклинит.
– Скоро, похоже, за нами очередь.
– Домой вернусь, на «гробовые» мотоцикл куплю. Покруче какой-нибудь. «Хонду» или «Ямаху». Мне еще до армии предлагали. Есть у меня один знакомый байкер. Васька Череп. Это кличка у него такая. На кожаной куртке, на спине, у него череп с костями намалеван. В темноте светится, словно привидение. Васька любит по ночным улицам гонять. Весь из себя. Весь в коже. В заклепках. В цепях. «Ява» у него была. Загляденье, красавица. Вся хромированная. А тут как-то смотрю, запердуливает во двор на вишневой «Хонде», увешанной желтыми фарами. Ни хрена себе, думаю! Спрашиваю его, на какие шиши надыбал?
– И спички отсырели! Хрен теперь зажжешь! – расстроился Привалов, безуспешно чиркая спичку за спичкой о коробок.
– Погоди! Не мучайся! Сейчас дам огонька, – Славка Чахов, покопавшись в кармане, извлек на божий свет узкую блестящую зажигалку с кнопкой на торце.
– Так это же Святкина! Слямзил, что ли? Признавайся, Чахлый! – угрожающе сказал Привалов, узнав зажигалку Танцора.
– Ты, что охренел? Как можно? В один миг салазки загнут! Ты что, наших не знаешь? Чернышов проспорил!
– Гляди, я проверю!
– Что я, дурак? Прекрасно помню, как тогда отоварили Кучерявого за то, что тырил у своих товарищей.
Привалов наклонился к красным потрескавшимся ладоням напарника, прикуривая от трепещущего на ветру пламени зажигалки. Блаженно затянувшись, он чуть не задохнулся, поперхнувшись дымом: напротив них стояли трое боевиков, неизвестно откуда взявшихся в проулке.
