Иван поднялся и выдернул из розетки тройник, к которому был подключен компьютер. Монитор погас, комп замолчал.
– Ты что сделал? – спросила Майя.
– Он перезагрузится, и все будет нормально.
Наглость, которую Майя ощутила в его интонациях, в его ленивой, пассивной, блудливой позе, разогнала ее злость до опасного градуса, и девушка хлопнула его рукой по заднице. Раз, другой, третий…
– Ай, ты что делаешь! – обернулся Иван.
Майя схватила его за руку, дернула к себе и стала лупить ладонью по этому наглому, самодовольному заду. Иван вырвался. Под горло ей подступили слезы.
– Ты что, сдурела?
Ее рука гудела и горела. Врезала она хорошо ему. Так ему и надо. Иначе с ним разговаривать нельзя.
Майка поднялась и молча вышла из комнаты.
– Эй, ты чего? – услышала вслед.
Бессилие и злость сжимали ей горло, но Майя так и не смогла расплакаться и начала собираться на прогулку.
Просто все это зашло слишком далеко. Слишком болезненно. Слишком надрывно. Она заигралась. Все, что она хотела, – отомстить, не больше. А надрывалось что-то в совсем другом месте.
Вот всегда так. И главное – в поле же не убежишь от себя. Вокруг – только ты.
6 В то утро Майя проснулась, когда Якова уже не было в постели. Она вспомнила, что происходило днем раньше, вспомнила, что Яков спал отдельно, вспомнила сцену с Йолантой и Матвеем. Подумала, что ее конец таким и должен быть. Психодрама, которая всегда с тобой.
Майя отогнала эти мысли. На самом деле все прекрасно.
Только вот эта дыра на сердце, а так все прекрасно.
По окну барабанил дождь.
7 На истории с Иваном она всерьез обеспокоилась тем, что с ней происходит. В глобальных масштабах. What the blip do we know, так сказать.
Было воскресенье. Яков замкнулся в себе. Еще ничего не случилось, но Майя уже знала, что сегодня она пройдет точку невозврата.
Циклон с севера еще держал небо в серой скорлупе, и только на западе из-за туч пробивался свет, от чего небесный купол окрашивался золотом. Солнце было тусклым, зимним, напоминало то ли комету, то ли гаснущую звезду.
На полнеба раскинулась радуга. До радуги ей не было дела. Майя сидела, оперев голову на руку, и циркуль, которым она чертила календарь, повис в руке. Листы бумаги свернулись в рулоны.
Пес, привезенный Матвеем и Богусом, – Месье, – скрутившись под ногами, спал.
Иван, херувим, сосредоточенный на домашнем задании, скользнул взглядом от Майки к волейбольному мячу, который выкатился на середину комнаты.
Поделиться бы сердцем, оживить все это – да не оживлялось оно, не было больше огня.
