Перед закрытием кафе, чтобы подбодриться жизнью, он подсаживался ближе к стойке. К тому времени Яна была свободна, и с ней можно было потрындеть.
Настоящие гады владеют множеством стилей. Для Яны он выбрал стиль простака, открытой для всех души, охочей поговорить на какую угодно тему. К этой проституции Яков прибегал не иначе, как от голода. Ему не хватало женского общения. Хотелось пить соки, которые начинают бежать по телу, когда намечается необременительный флирт.
Яков понимал, что Яна – исключительно информированный человек, знающий сплетни обо всем на свете. Рядом с ней Яков чувствовал себя ловким иллюзионистом, который появляется перед публикой всегда недосказанным, а в сказанном – точным и увлекательным. Яна относилась к людям, которые веруют – веруют в самом искреннем значении этого слова. Яна смотрела рекламу – и веровала. Читала журнал – и веровала. Слушала Якова – и веровала.
Яна была натуральной блондинкой.
Он быстро отсек перспективу затащить Янку в постель, – отсек с такой же скоростью, с которой эта перспектива и возникла. Девушка напоминала разворот глянцевого журнала для взрослых и голодных. Ее намерения и мысли читались так же просто. Почему он отказался от этого? Потому, что Ирена страдала во Львове? Или потому, что верил: ясене изменять нельзя?
8 Яков перевел их вечерний треп в плоскость дружбы. Он рассказывал Яне о том, какая он сволочь, потому что бросил во Львове Иру, о том, как хорошо ему жилось с ней, но как это обременительно было для человека, который больше всего любит свободу; даже про свою начальницу он ей тоже рассказывал. Более того: рассказывал с аппетитом, со вкусом, словно наконец представился случай упиваться тем, какой же он подлец и мерзавец.
Но потоки самокритики подействовали на Янку противоположным образом – и она втрескалась в него по самые уши. Стоило ему появиться в баре, она притворялась измученной, чтобы издалека было видно, что ее сушат горячие чувства. Яков говорил себе: о\'кей, играем и так, – и, притворяясь, будто не замечает томных взглядов официантки, спрашивал, почему она печальна и невесела.
Яна вздыхала, становилась коленями на табурет, опиралась на барную стойку так, чтобы показать декольте, и делилась кручиной. Поза, в которой она замирала, была бы находкой для гламурного фотографа, который искал новых вдохновений, созерцая туго обтянутые джинсой ягодички, выгнутую в пояснице голую спину, от прогиба которой бросало в холодный жар, лопатки, что, выпирая, подчеркивали модельную фигуру Янки и разжигали голодное желание наброситься с поцелуями на ее неприкрытые плечи, запустить руки в ее текучие светлые волосы, провести ладонями по лицу и засунуть пальцы ей в горячий рот; ее пухлые контурированные губки сулили неясные-неясные прикосновения, а если твои пальцы от игры на гобое тверды, словно коренья, то эти неясные обследования увлажненных губок побудят тебя засунуть пальцы глубже, туда, где мокрее, где больше жара от дыхания.
