Врата скорби. Часть 2 | страница 62
Тогда почему его попытались убить?
Он задал вопрос именно так – почему. Не "за что" – это глупый вопрос. На одесском кичмане на вопрос "за что?" били подсвечниками. Все они понимали – есть за что. Каждый понимал. Но вот "почему?". Закон един для всех, от пахана до последнего шныря, и каждому – придется ответить за беспредел перед судом равных. Рано ли, поздно ли- но придется, без этого никак. На этом стоит их мир, их общество. Любой, самый высокий – лишь первый среди равных.
За спиной – остался разгромленный притон и три трупа, изрешеченных пулями. Старый Опанас, хозяин притона, его сын, и еще один. Митяй знал – его звали Володя, и голоса на сходняке он не имел. Потому что был убийцей, душегубом. В этом – особенность российского блатного мира. Щипачи, фармазоны, хипесники – все имеют право голоса. Душегубы – нет. Даже те, кто обращался к их услугам – презирали их.
Итак – почему?
Он прокрутил в голове события последнего времени, рискуя понять, почему. За ним – не было ничего такого с тех пор, как они набздюм,[37] с Володей Лысым – вынесли хату одесского коллекционера, профессора Гозмана. Профессор права Гозман – та еще тварь, с одной стороны – профессор права, известный, уважаемый, а с другой стороны… Известный по всей Одессе решала, к нему – по всем делам деловые катят. Половина судей в городе у него на подсосе, другую половину – он чем-либо шантажирует. Чем? А хотя бы тем, что у него в университете – настоящее б…ство делается. Подбирают девок, развращают их, потом, уже с дипломом – подсылают в суды. Помощниками судей, секретарями присяжных там. Понятное дело – судьи тоже люди, в основном мужики, работы много, семьи иногда неделями не видят – потемну пришел, потемну ушел. А тут под боком – помощница, смазливая и на все согласная, почти гимназисточка. Дальше – кого на деньги сажают. Кто покрепче с теми хлеще – фотография под нос, заявление об изнасиловании. Хочешь не хочешь – пляши, с..а! Но все это – дела красные, община – к этому никакого отношения не имеет и иметь не может. Смешно даже думать, что тот же Мойша Толстяк даже за один стол сядет с этим… подсосом. По всем раскладам Гозман – ни кто иной как цветной. С..а. И тот из блатных, который с ним будет дела мутить – есть ссученный.
Эх, ну и хата у него была. Профессор где-то на взморье резвился, с очередными пассиями, обкатывал. А они таскали, таскали – потом Митяй почесал в затылке и говорит – слышь, Лысый, ты не греби все подряд, бери поценнее и поменьше. Места ведь в машине не хватит.