– Вам то что? – досадливо сказал Митяй
– Да мне то ничего… – ответил Волков – кстати, видишь вот эту помойку?
Митяй пожал плечами
– Видишь. Чтобы все это нашим стало, надо цену уплатить. А цена эта – не деньгами, не потом даже. А кровью. Усек?
…
– Вижу, что усек. А хочешь, скажу, почему к казакам прибился? Потому что твоя жизнь – не твоей стало. Что в ней есть? Пика в бок от подельников? Пуля от полицейских? Пожизненная каторга, а то и виселица? Это? А что взамен то? Карты, бабы и вино? Да тьфу! Дешевка. Ты и сам все это видишь – дешевка. Не стоит того. Поэтому и к казакам прибился. Второго шанса и в жизни ищешь. Угадал, сынок, а?
– Батя мой на Преображенском лежит – огрызнулся Митяй – что до жизни моей, то ничего вы о ней не знаете. Ни хрена, ясно! Ваше дело – ловить наше – огрызаться.
– Не знаю – легко согласился Волков – а ты расскажи. Сможешь?
Недалекое прошлое.
Одесские гешефтмахеры
Порт – Одесса, Среднефонтанская
22 апреля 1949 г.
Ну, что ты смотришь, на меня, без интереса
Имей терпенье, и дела пойдут на лад
Не нужно много говорить, скажи: "Одесса"
И я уверен за хороший результат
Одесса-Мама
Порт – Одесса…
Уже совсем стемнело. В бархатисто-черной мгле южной одесской ночи, в ласковом пространстве бытия – искрящимися желтыми шарами висели уличные фонари. Переливались огнями вывески ночных заведений, одна другой краше. Город отходил ко сну – но отходил ко сну не так, как многие другое города южнее: вдруг раз – и на улице почти никого нет, и хорошо – если черное пространство улиц не меряют шагами комендантские патрули или султанская ночная стража. Одесса отходила ко сну медленно и постепенно, и кто-то уже спал и видел сны – а кто-то избавлялся от лишних денег в знаменитых одесских кафе-шантанах, которые получше иных парижских будут.
А кто-то думал, как ему жить дальше…
Митька – вор ехал в старом, подрагивающем на стыках, позвякивающем старыми, толстыми стеклами вагончике, считающем в ночи фонтаны – и думал, как ему жить дальше. Он был вором. Настоящим, идейным, выбравшим профессию воровства не по причине бедности или от отчаяния – а сознательно противопоставив обществу свой лихой и непокорный нрав, которому препятствовать не смей. Он сознательно выбрал эту дорогу и этих попутчиков, он ни разу не залетал со времен малолетки – но всегда вел себя честно по отношению к другим блатарям, с любого своего гешефта отламывал четверть в общак, на грев зоны и тех, кто там находится, на общие дела. Он чтил кодекс вора как свое, святое, никогда не служил в армии, не имел никаких дел с полицией помимо уголовных, платил карточные долги, не злоупотреблял спиртным, никогда не отказывал в помощи обществу, буде оно попросит.
