Сейчас бывший кок служил у профессора камердинером, экономкой и сиделкой. Говорили о каком-то родстве по линии какой-то дальней тетки. Привычный к дисциплине, он и здесь стоял перед «главным», вытянув руки по швам, но, выполняя поручения, сообразовывался прежде всего с собственным вкусом. Такая бесцеремонность иногда раздражала профессора, но в то же время умиляла его. Так, например, он требовал от «боцмана», чтобы тот каждый день подавал после обеда стаканчик его любимого муската. Он пил его медленно, маленькими глотками и вспоминал при этом о чем-то хорошем, случившемся в молодости. Но бывший кок частенько наполнял его стакан дешевой красной «гымзой». «Зачем ты заставляешь меня пить это вульгарное вино? — негодовал профессор. — Сколько раз я тебе говорил, что терпеть его не могу!»
«Так точно, ваше благородие, — отвечал «боцман», который питал непреодолимую слабость к вышедшим из обихода обращениям, — вы заказывали мне мускат, и провалиться мне на этом месте, если я вас не понял. Но мускат вызывает изжогу, а красное вино содержит танин, который очень полезен. Поэтому я, ради вашего здоровья, покупаю красное, хотя — вот вам крест! — и мне мускат куда больше по вкусу!» Он лгал, потому что определенно предпочитал красное вино белому. К тому же оно было дешевле муската, его можно было купить больше на деньги, выданные профессором. Хозяин откажется — опять себе лишний стаканчик.
Но профессор в одиночестве любил рассуждать о жизни и о людях: «Вот — грубая моряцкая душа, а способна на глубокие и возвышенные чувства! Моя супруга — мир ее праху! — не желала отказаться ради меня ни от одной своей прихоти, а этот человек, бывший бродяга и авантюрист, ежедневно идет ради меня на жертвы!»
Растроганный и умиленный своим открытием — ему казалось, что он решил очень сложный ребус, — профессор позвал нотариуса и в присутствии «боцмана» и двух других свидетелей продиктовал свое завещание. Первый этаж дома он завещал Гарри, кабинет — какому-то математическому обществу, а мансарду — бывшему коку.
«Боцман» вообще повеселел не в меру. Он все чаще «услаждал» профессора своей медноголосой окариной, пел со свирепым выражением и с радостью принимал участие в играх, которые устраивала Очаровательная Фея.
Все предсказывало весну. Перевалив через острые гребни Витоши, черные тучи застилали небо, и на город обрушивался проливной дождь. Опять-таки с юга, со стороны Фракийской равнины, налетал теплый ветер и, подобно необъезженному жеребцу с развевающейся гривой, мчался за синюю гряду Стара-Планины. На окраинах города пахло влажной, только что пробившейся зеленью.
