Крум и Бурамара замерли на краю пропасти. Всегда безучастный, Бурамара сжался, словно ожидая удара, беспомощно опустив руки. Взгляд его тревожно шарил по острым скалам, торчащим на стометровой глубине.
— Говори! — прохрипел, задыхаясь от ужаса, Крум. — Что ты видишь?
Бурамара вздрогнул.
— Следы мисс Марии обрываются здесь. Наверх ведут следы только чернокожих.
— Что ты хочешь сказать? Они столкнули ее в пропасть?
Следопыт молчал. И только лихорадочным взглядом ощупывал дно каньона. Но там ничего не было. Бурамаре казалось, что он сойдет с ума от неразрешимой загадки.
Внезапно Крум встрепенулся. Ему отчетливо послышались звуки «Милой Родины». Сигнал повторился дважды.
Забыв о всякой предосторожности, он побежал наверх, к густым зарослям кустарника под отвесной скалой, откуда, как ему показалось, долетел сигнал.
Мелодия пропала. Крум в недоумении остановился. Из кустов раздался смех кукабурры, потом свист скворца, писк опоссума — самые обычные звуки в этих местах.
Бурамара, успевший настигнуть его, схватил Крума за руку. Заросли кустарника — удобное место для засады. Они осторожно двинулись вперед, сжимая в руках ружья.
Их глазам открылась небольшая поросшая травой площадка, белая, словно дно пересохшего соляного озера. Листья шелестели на черных ветвях, будто вырезанные из пергамента.
Посредине белой поляны, на куче сухой листвы, как бы танцуя, переступал с ноги на ногу самец-лирохвост. Белая гибель еще не прогнала его из этих мест. Среди мертвой травы ему удавалось найти иногда зернышко, иногда кокон или личинку.
Лирохвост высоко задрал голову и выплеснул водопад звуков — все, что он слышал в своем маленьком царстве: птичье чириканье и шум леса сливались в неожиданно гармоничное пение. Вот песня австралийской сороки в сопровождении ударов топора по твердому дереву. А вот раздались звуки гитары Пастора, заглушающего свою тоску. Потом — звон лопаты о камень, пыхтенье верблюда и вдруг — «Милая Родина», повторенная раз, потом еще, со всеми оттенками свиста Марии.
Злость и разочарование переполнили душу Крума. Значит, это не его сестра, а глупая птица, так называемый живой магнитофон. Он поднял пистолет, собираясь пристрелить ее за злую шутку.
Бурамара остановил его.
— Не надо! Она сказала нечто очень важное!
— Что же? — с надеждой спросил Крум.
Лирохвост продолжил пение. Он взглянул в их сторону блестящими глазами, но не заметил, целиком поглощенный своим «концертом». Прокричав попугаем, он засвистел дроздом и опять подхватил «Милую Родину», повторяя ее снова и снова.
