Постоянное сожительство с экранной иллюзией острым крюком цепляет слабый хипстерский ум и тащит его в будущее по очень странным маршрутам. Это главное. А то, что русскому хипстеру нередко бывает свойственна мелкобуржуазная психология – чисто эстетический эпифеномен, не имеющий никакого отношения к сути вопроса.
Чтобы понять, зачем существует интернет, надо поглядеть на то, чем он занят. А занят он в основном тем, что прокачивает сквозь себя порнуху – она составляет по меньшей мере треть трафика.
Этот пульсирующий черный полип, разросшийся над кремниевой инфраструктурой, и был главным оружием Птиц. Он был подобен тяжкому грузу, который постепенно налипал на мировое блюдо – и необратимо выводил его из баланса, смещая древнее равновесие. Он затягивал в свою воронку Кешу и огромное число его товарищей по несчастью – медленно и непреодолимо, так что предотвратить будущую катастрофу было нельзя уже никакими усилиями грядущих Киклопов.
Братьев по разуму человек встретил давным-давно – вернее, они встретили человека. Но предпочли не слишком показываться ему на глаза. Сперва они держали себя скромно, но потом все изменилось. Кремниевая революция была прибытием в наш мир сначала десанта с чертежами плацдарма, а затем и сил вторжения. Впрочем, об этом еще расскажет один из героев моего повествования.
Но черный кремниевый полип не был единственным бичом Земли. Я тут же увидел и других паразитов, которые облепили многострадальное человечество, показавшееся мне в этот момент чем-то вроде питательной культуры в огромной лабораторной тарелке, где разрослось не меньше ста видов разной плесени. Там ползали крысы, тараканы – и носились летучие мыши.
Это походило на ожившую картину Босха, где каждый элемент был одной из паразитирующих на человеке сущностей. Как в идеальном концлагере, утилизировался всякий человеческий чих, сопля и волос.
Приведу только один пример, чтобы вы поняли, о чем я. Все, наверно, знают о такой неприятной особенности человеческой психики – мы вдруг начинаем испытывать отвращение к какому-то мелкому раздражителю, регулярно вторгающемуся в сферу нашего внимания. Например, к какому-нибудь звуку, который мы назначаем неприятным – лязгу посуды, кашлю за стеной и так далее.
Этот звук может быть очень тихим, даже трудноразличимым по сравнению со всем остальным, что мы слышим. И тем не менее мы со снайперской точностью выделяем его на общем фоне – и тут же испытываем дрожь омерзения. Кроме звука, это может быть запах (например, готовящегося тремя этажами ниже борща), вид родного подъезда, навязчивая мысль о начальнике, что угодно.
