Я задержался на минуту, не больше. Слышно было, как за дверью все скопом уговаривали На-ту надеть жилет и, кажется, уговорили. Когда я вышел, она уже надевала плащ.
Я махнул рукой, изображая всеобщий привет, и мы пошли.
Это чушь, что каэмбэшники используют У. Ю. как наживку. По-моему, никто никого не использует, просто все сложилось по-дурацки в дурацкое уравнение с дурацкими неизвестными, и самое дурацкое, что нас могут запросто подстрелить на улице. Я уже месяца три не выходил после вечернего моратория, не люблю без надобности рисковать: хотя иные вечера выдаются совершенно спокойными и даже в неспокойные, если верить газетам, погибает пять-шесть, ну, десять — пятнадцать человек — пустяк для миллионного города.
Молча мы спустились по лестнице. Я выглянул из подъезда: тишина. Удивительная тишина, чудесный вечер: хочется отдыхать душой и стихи сочинять. Но вдали, в Заводском районе, кажется, пожар. Здорово горит, еще то зарево.
— В Заводском горит, — словно подтверждая, сказала На-та.
— Авиационный, наверное, или металлургический. Или нет — это не заводы, они правее.
— Это жилой поселок. Там Еленя живет.
— Я знаю.
Мы не сделали и нескольких шагов, как за углом — там дороги нет, но можно подъехать через пустырь — рыкнула машина. Я толкнул На-ту в тень деревьев и — вовремя: из-за дома выехал грузовик с кузовом, похожим на большой железнодорожный контейнер, и остановился под фонарем у подъезда. Из кабины вылез пузатый человек в милицейском плаще и светлых в крупную полоску брюках. Он постучал по борту и крикнул по-метрополийски:
— Вылезай, приехали!
В кузове-контейнере лязгнула дверь, и на асфальт посыпались возбужденные люди. Разминаясь, они тут же, у машины, устроили веселую возню. Господи, они никого не боялись! Что в наше время может быть страшнее людей, которые ничего не боятся?
— Какая квартира? — спросил кто-то пузатого.
— Любая! — ответил тот, чему-то засмеявшись. — Но сначала сорок третья. Пускай кто-нибудь посмотрит, в каком она подъезде.
— В этом должна быть. Я в таком же доме живу.
— Тогда пошли. У нас еще два адреса.
— Подожди, покурим. Там, если что, не покуришь.
— Смотри, сбегут.
— Не сбегут, разве что с крыши попрыгают. А попрыгают — других найдем.
Они — их было человек двенадцать — закурили. До нас долетел запах какой-то сладковатой мерзости.
Я стоял и чувствовал, как по спине течет пот. Вот оно! Сейчас они пойдут в подъезд, их не остановить. Даже если выпрыгнуть из кустов и сообщить: хозяин, дескать, я той квартиры.
