Она уже мертва | страница 75
Сережа их прочел и осуществил плавание на практике, избегая подводных камней, мелей и столкновений с другими судами.
Другого объяснения у Белки нет.
– Ну что тебе делать во Владивостоке?
– Вообще-то я там живу.
– Твой дом здесь, – Парвати все еще не может отлепиться от Сережи, держит и держит его за руки.
– Я знаю.
– Он тебя ждет. Мы с Лёкой тебя ждем.
– Я знаю. Как он там, Лёка?
– По-старому.
– Ну и хорошо. Я вижу, у вас в этом году много гостей…
– Да уж. Послал Бог внучков-архаровцев… Вагон и маленькую тележку…
– А ты как будто недовольна, старая брюзга, – голос Сережи полон ласки. С теми же интонациями мама говорит иногда: «Ты моя ягодка, ты мой цыпленок», и у Белки щекочет в носу от подступающих сладких слез. Интересно, каковы на вкус слезы Парвати – сладкие они или нет?
Они сладкие. И пахнут ванилью.
Воздух, окружающий Парвати, напоен этим ароматом. Ваниль – одно из открытий сегодняшнего дня, обычно бабку сопровождают совсем другие запахи: жареного лука, салатного перца, яблочного уксуса, пыли и земли. Это все Сережа, в трюмах корабля, который он привел сюда, следуя лоции из потайной ниши, полно ванили. Ваниль – его единственный груз, и на каждом мешке стоят соответствующие маркировки:
– …Видел бы ты этих зулеек!
– Еще увижу.
– Никакого с ними сладу.
– Заездили тебя, ба?
– Главное, ты приехал. Вот только комната твоя занята.
– Кем же? – продолжает улыбаться Сережа.
– Вот этой… зулейкой.
Указательный палец Парвати целится прямо в Белкин лоб, и та на секунду чувствует себя воришкой, пойманным на месте преступления. В этом состоит еще одна неправильность ситуации: Белка не занимала шкиперскую с боем, напротив, Парвати сама предложила ей переселиться в башню с окном. Быть может, в тот момент старуха была зла на Сережу за то, что он не приезжает, что застрял в своем Владивостоке с грузом ванили на борту. Но теперь все изменилось, повеяли совсем иные ветра, того и гляди – выдуют из ракушечного аквариума и Белку, и ее вещички.
– Этой – можно, – проявляет неожиданное великодушие Повелитель кузнечиков. – Она ведь из Ленинграда?
– Из Ленинграда, – кивает головой Парвати. – Петина дочка.
– Ясно. Хороший город – Ленинград. И люди в нем хорошие.
Белку так и подмывает спросить – откуда Сережа знает, что она приехала из Ленинграда? Ее выдает особенная прозрачность кожи? Но кожа Асты еще прозрачнее. И волосы у Белки вовсе не светлые – русые, как у папы. Как у большинства собравшихся здесь внуков Парвати. Исключение составляют лишь белоголовые Аста, Миш и самая маленькая – Аля.