Но тут и так-то смутный разум опять застило и осталось одно желание, дикое и неотвратимое — звонить, звонить, сейчас же звонить! А как же, спросим мы себя, Василиса-матушка?.. Видите ли, это совсем другое — спелость локтя, круглые клубни колен, а тут только бы услышать, только бы голос донесся!
И Илья, рыча, кинулся к будке.
Он бежал по удобной, тщательно проложенной дорожке, окруженной елками и можжевельником, заботливо расчищенной от снега и валежника, подпрыгивая от предвкушенья.
— Стойте, отец учитель! — кричал мальчик вослед. — Подождите, Илья Борисыч! Фестина лентэ! (Тоже язык учил, с малолетства). Да стой же ты, лбом об лед! — вопил он где-то далеко за спиной.
Илья рванул дверцу, влетел в будку и… провалился в глубокую сырую яму, стукнувшись при этом головой о что-то твердое.
Сколько пролежал он там без памяти, Илья не знал, но, очнувшись, залеживаться не стал. Охая, хватаясь рукой за осыпавшиеся земляные стенки, он попытался встать. Удалось. Ощупав себя, убедился, что в основном цел. Особо потрясен он не был, чего-то подобного, видимо, подсознательно и ждал от этакой жизни. Голову ломило, но это еще неизвестно почему, пить надо средственно.
Под ногами хлюпала талая вода. Яма же, в которую Илья сверзился, была, как он убедился, вполне сносная. Обычного кола посреди нее не торчало, наоборот, имелась врытая низкая деревянная лавочка (об нее он и треснулся) — сидите, мол, и ждите, когда вас вызволят. Натыканные в стенки гнилушки мягко светились. Интересно, рассказывают, что гнилушки эти — колонии микроорганизмов, которые светятся, лишь собравшись в миньян (то есть десятком тыщ), а порознь — никогда. Да-а… В общем, светло, тепло и сыро. Не хватало только чтива.
«Вовремя зажженная свеча
Да свежий нумер «Евреев Руси» —
Что еще нужно путнику на темной дороге…»
Правда, противно заныла от сырости левая рука, в прошлом году на Благовещенье порубленная в отдельных местах до кости. Это тогда соседи с верхних этажей, оскудев, вломились стрельнуть до заговенья пяток ефимков (вроде как они у Ильи под полом в горшке зарыты): «Дай, а то хуже будет!» Хуже… Оригинально! Хорошо коридорчик узкий — тут их Илья и сдерживал, пока не надоело им рубиться, отхлынули, отлив на стену из озорства, пахучую метку оставив, ушли… Ну, рука не культя безмясая, заросло все, как на песце. Да вот, побаливает…
И беспокоило, что мальчик куда-то исчез (он парень шалый) — бросил отца У одного, убежал, шельмец, отрекся.
