Командир первый вираж заложил — океан зеленой стеной перед глазами, в животе — полный вакуум. А рога — толпой в салон. Передо мной начальник партии Сопин сидел — мелкий такой, плешивый гаденыш. И так удачно ему по лысому черепу — то лось, то олень, то баран снежный, коллекционный. Но и остальным изрядно досталось. Сели удачно, но на полосу вышли все, забоданные в полном смысле слова.
А на полосе — машина милицейская, проверяют спецгрузы. Сигнал какой-то доброхот подал — везут геологи под видом аппаратуры браконьерскую кетовую икру. И контейнеры нашей партии возле транспортника стоят. Ответственный за пломбировку — Сопин. Майор выбрал контейнер на пробу, с надписью «Аппаратура электроразведки», приказал вскрыть. Сопин, потирая синюю, задолбленную лысину, нехотя повиновался. Аппаратуры в контейнере нет, икры тоже нет, весь контейнер занимают огромные лосиные рога — явно призовой трофей, я и не видал таких никогда.
Весь наш рейс ржал до изнеможения, до икоты, дар речи потеряли, майор ни черта не мог понять…
— Когда борт?
— Через шесть часов. Слушай, Серж, помоги это добро до гостиницы дотащить, а? С ребятами встретишься, по маленькой дернем. Мы рядом здесь, на Горького.
— В «Якоре», что ли?
— Ну где ж еще?
— Пошли, время есть.
Гостиница «Якорь» на Пешков-стрит, расположенная недалеко от Белорусского вокзала, была штатным прибежищем не обремененных высокими должностями сотрудников геологических экспедиций из далеких университетских городов — Новосибирска, Иркутска, Якутска. До революции в этом здании находился известный в Москве бордель, а ныне располагался приют командированных по линии Академии наук СССР. В узких, сумрачных, плохо освещенных коридорах, в бесчисленных маленьких грязненьких номерках, среди стен, грубо выкрашенных масляной краской чудовищных оттенков, шла вполне академическая серьезная работа по поддержке дореволюционных традиций этого веселого заведения. Да и где ж еще оттянуться на славу провинциальному командировочному, как не в стольном граде?
Портье, опустив подбородок на грудь, остекленело дремал, сведя полуоткрытые глаза на пустом граненом стакане, стоящем в центре стола. Бутылка «андроповки» предательски высовывала свою зеленую этикетку из-за мусорной корзины. По стертым белым ступеням лестницы мы поднялись на четвертый этаж.
Коридорная дама, хороших форм крашеная блондинка лет сорока пяти, попыталась вступить с нами в контакт, однако дальше нечленораздельных взвизгиваний и взмахов руками дело у нее не пошло. Служебный долг мешал ей исполнить некий краснорожий бородач, чьи мощные ладони быстро и сильно исполняли на бюсте блондинки некие замысловатые движения. При этом бородач негромко и непрерывно рычал.
