Надя удивилась моему приходу, особенно когда я попросил ее выйти со мной в коридор из комнаты жилищного отдела, где она работала инспектором и где всегда толпился народ.
— Наденька, — сказал я, — вчера вечером вы где были?
— Как где? В клубе. Вы что же, не помните? Мы еще с вами поздоровались…
— Ах да, совсем забыл. Конечно, конечно… — Я так и не смог вспомнить, чтобы мы поздоровались. — Вы, разумеется, уже знаете, что вчера произошло.
— Знаю. — Она кивнула и погрустнела.
— А что ваш дядюшка говорит по этому поводу?
— Что говорит? Говорит, что зря человека не убьют… Сегодня утром встал злой, а как я ему рассказала, еще больше разозлился. Выпросил у меня трешку. Как-никак они вместе воевали с Никитиным…
— Значит, он считает, что его убили за дело?
— Нет, — она пожала плечами, — он так не сказал. Он вообще по утрам злой, похмельный. Ему чего ни скажи — все так и надо.
— А что же он, только сегодня и узнал? А вчера?
— Так он же вчера спал пьяный. Его и пушкой не разбудишь.
— Вы во сколько пришли домой?
— Часов в одиннадцать, а точнее, в начале двенадцатого.
— И Егор Егорович спал, когда вы возвратились?
— Спал! Так нахрапывал, что стекла дрожали.
— Значит, вы на танцы не остались?
— Какие уж танцы… — сказала она обиженно, потом задумалась и озабоченно спросила: — Почему вы меня обо всем спрашиваете? Опять он что-то натворил?
Она подняла на меня глаза, полные такого испуга, что я поспешил ее успокоить:
— Да нет же, все в порядке. Просто Егор Егорыча у нас вчера не было, вот я и решил справиться. Не случилось ли чего с ним. А то видите, какие происшествия в нашем городе…
Я попытался улыбнуться. На самом же деле улыбаться мне совсем не хотелось. Вот ведь как получается: двое видели Власова без пяти одиннадцать, а в одиннадцать десять он уже спал. На него это не похоже. Обычно он засыпает не так скоро — уж мне-то известно. Прежде чем захрапеть, он минут двадцать сидит на кровати и беседует сам с собой о жизни. Потом лежа выкуривает папиросу, произносит свой последний монолог и уже тогда забывается. Да, неувязка. Выходит, или те двое ошибаются, или Егор притворялся, что спит. Мне очень не хотелось, чтобы Власов хоть чем-нибудь был причастен к этому делу. Я за семь лет работы в этом городке настолько привык к нему, что он стал уже необходимой, неотъемлемой частью моей жизни.
Я сколько мог успокоил Надю и пошел не в отделение, как мне следовало бы, а направился к дому Егора.
Дом Власова был заперт на большой висячий замок. Я несколько раз обошел вокруг дома, внимательно исследовал каждую вмятину на дорожке от калитки к крыльцу. Ничего, только кругленькие ямки от Надиных каблуков, чуть побольше углубление от деревяшки Егора Егорыча да засохшие с прошлого дождя рубчатые следы от его резинового сапога. В глубине двора был выкопан неглубокий колодец, я заглянул и туда, но ничего не увидел. Слишком темно, а фонарь я не захватил.
