Потом сидели рядом на песке, молчали. И он понял — все же обиделась, разочарованно не дождавшись фейерверка, рычания, стонов и неукротимого восхищения. Ну так, не нанимался, и насильно мила не станешь. Секс и ладно.
Лера подобрала ноги, укрывая их подолом, привалилась к его плечу.
— Ты молчишь. Не понравилось, да?
— Почему. Все хорошо. Понравилось.
— Фу ты. Какой снежный королев. Кто тебя заморозил, мальчик Сережа? Знаешь, я когда тебя увидела…
Говорила какие-то милые глупости, какие говорят друг другу влюбленные после первого поцелуя или первой ночи, перебирая самые крошечные воспоминания, пересыпая их в ладонях и поражаясь великолепию мира. Говорила, будто пыталась словами выстроить то, чего не произошло, будто, скажи они все по правилам, и мир оживет, засверкает.
А после, устав и разозлившись его коротким мягким ответам, сказала уверенно:
— Тебе надо было выпить вина. Чтоб не стеснялся. Так нечестно, мы все поддатые, а ты как наблюдатель. Хочешь, возьмем у Маши бутылку и уйдем, далеко-далеко, сядем там, где нет фонарей? Где море совсем черное, ночное.
— Извини. Мне утром работать. Нужна ясная голова.
Он добавил, утешая:
— Мне было очень хорошо. И ты такая красивая.
— Правда? — обрадовалась Лера, обнимая его рукой и прижимаясь, — правда-правда?
Он криво улыбнулся, и встал, поднимая ее за руку, обняв, повел обратно, к дому. Правда…
— Конечно, Лерочка, правда.
Потом он ушел спать, во времянку. Но послушав, как у стола гремит Маша, вышел и снова сел, кладя на скатерть темные руки.
— Помочь?
— Справлюсь, — отозвалась хозяйка, отворачивая от него лицо.
— Машенька, не сердись.
Она молчала, суя на расписной поднос грязные чашки. Он повторил тихо, чтоб не услышали в доме, там горел свет в комнате Ника, видно, забыл выключить.
— Не сердись. Не нужен я тебе.
Маша села, отодвигая поднос и беря в руки сахарницу, уронила крышечку, как Лерочка за ужином. Подхватила ее и закинула в кусты.
— А я что ли тебе нужна, — сказала угрюмо.
Серега промолчал, потому что ответ получался грубым. И она поняла, вздохнула и оперлась на руку, глядя через угол стола на худые, но широкие плечи и темное лицо под выгоревшими волосами.
— Смолчал, как сказал. Не нужна. Что ж не ищешь свою нужную-то? Если не похоронил ее? Или замужем она?
— Не похоронил, — испугался Горчик, — ты что! Нет, не замужем. Наверное. Кажется.
— Креститься надо, — наставительно сказала Маша и налегла на стол, — блин, так ты, молчун, тайну имеешь? Скажи мне. Скажешь?
