— Она не понимает?
— Нет, вождь, но она станет моей женой, и я научу ее языку.
— Скажи мне, мастер, а почему ты решил, что она будет твоей женой? Не моей?
— Она выбрала меня.
— Выбрала… Это важно. Как она могла выбрать, не умея сказать?
Акут повернул к свету свою ладонь, рассечённую узким шрамом:
— Она попросила мой нож и мою кровь на нём.
Вождь откинулся на резную спинку трона. Когда-то сам Акут вырезал на мягком дереве эти узоры, своим ножом. И сейчас спина вождя ощущала, как давят на неё резные картинки.
— Если твой нож уже соединил вас, я, вождь Мененес, отдаю тебе, мастер Акут, женщину моря. Но мне нужно её имя, чтобы сказать о вас Большой Матери и Большому Охотнику. Как зовут тебя, женщина, умеющая делать свет?
Лада видела: все лица повернулись к ней, ожидая. Акут смотрел напряженно, из-под бровей смотрел вождь, улыбаясь странной улыбкой. Не дождавшись, положил руку себе на грудь и возвысил голос:
— Смотри, женщина, я — Мененес.
— Я — Акут, — сказал мастер, глядя на Ладу и кладя руку себе на грудь.
Она помедлила. Согнула локоть, собирая на нём складки ткани, и сказала тоже, с вопросом в голосе:
— Я — Лада?…
— Это имя? — вождь рассмеялся. Зашуршали женщины, всплёскивая руками.
— Я — Лада, — повторила она.
— Твоя женщина, мастер, носит куцее имя, годное для девочки, а не для мастера, способного сделать такой талисман! Оно звучит, как шлепок по воде. Ла-да… И ничего не значит!
— Потому она здесь, вождь. Дай ей имя жены, Мененес.
— Ты хитёр, Акут, как лесная лиса. Время идёт, и скоро вернутся охотники. Вечером на площади праздник начала дождей. А ты заставляешь меня сидеть тут и придумывать имя для женщины! А куда девать то имя, что она принесла?
— Я возьму его!
От кучки женщин отделился силуэт, и в свет вошла молодая жена Мененеса, держа руку на круглом животе. Присела, касаясь другой рукой пола:
— Прости мне, вождь и муж мой. Но я ношу твоего сына, а имени у меня нет. Дай мне её имя, оно принесёт нам удачу.
— Оно коротко и смешно.
— Оно мне нравится.
Мененес улыбался, глядя на чёрные волосы, скрывшие лицо, на котором, он знал — тоже улыбка. Добрая девочка, жалеющая его больную спину. Она пожалела и эту, с непонятным белым лицом, похожим на морду раненого зайца в густой траве. И, как всегда, когда смотрел на неё, свою последнюю жену, он знал сердцем — последнюю, Мененес почувствовал себя молодым, ловким и страшно умным.
— Ты получишь это имя, но будет оно настоящим. Ладда-ха называю тебя. Носи его, и пусть сын наш будет сыном Мененеса и Ладда-хи.
