Татуиро (Serpentes) | страница 66
— Я повторяю то, что известно вам с яйца, но не затем, чтоб вы повторяли за мной. Знание должно превращаться в разум, ваш собственный. И каждый раз вы должны осмыслить сказанное заново, ведь вы растёте, наблюдаете, изучаете.
— Рас-стём…
— Идите. Да будет с вами сила Ахашша и мудрость его.
Еле видные, чуть слышно шурша, тысячи тел расплетались и двигались, исчезая в чёрном зеве подземного лабиринта.
Глава 18
Змей на щите
Акут устал стоять над Ладой, вытягивая шею. Сидел на корточках в привычной позе, свесив руки между колен. Мигали и вскидывались огоньки двух светильников, а она всё ходила вокруг стола, наклонялась, откидывала ногой подол цветной тайки. Выпрямлялась и закручивала светлые волосы в узел. Он расплетался, и волосы повисали, касаясь щита. Один раз Акут подошёл, подавая ей верёвочный шнурок — забрать волосы. И отступил с протянутой рукой, когда она шарахнулась от его прикосновения, защищая раненое плечо. Но после шнурок взяла и затянула на лбу. Мастер сел снова, следя за ее движениями.
Рисунок становился ярче, светил. Через медленное время она, отступив, села, почти повалилась на пол и что-то сказала хриплым голосом, показывая на рот. Красные блики отражались в тусклых уставших глазах. Акут засуетился, сходил в угол, где стояла забытая миска с кашей и тыква с водой. А потом ушёл к дверям и, стараясь не дотрагиваться до них, держащих снаружи на себе волшебный знак, потянул через щель в стене плеть дикого винограда. Обломил пару кистей с мелкими черными ягодами и принёс, подал. Красноватый блик осветил её зубы в недоверчивой улыбке.
Ух ты, — сказала Лада, принимая тяжелую кисть, — виноград? Только мелкий совсем.
А больше ничего не говорила, слишком устала. Поев, посидела молча, водя глазами по незаконченному орнаменту, вздохнула и снова подошла, склонилась над работой. Замурлыкала монотонную песню.
Акут сидел, покачиваясь, и видел перед закрытыми глазами странные картинки холодного жёсткого мира, в нём вместо кудрявых деревьев и обильных капель солнечного дождя — равнина с щётками сухих трав, под которыми что-то белое, как перышки убитых птиц. Квадратные дома с пустыми дырками окон, в них, похоже, никто не живёт, а заборы вокруг не сплетены из гнутого хвороста, что выбрасывает после дождей узкие глянцевые листья, а будто из сушёных лиан с короткими злыми колючками. Там, в этом тоскливом мире, по широким степным тропам пробегали блестящие звери, похожие на быстрых черепах, а из одной такой черепахи — цвета вечерней красной воды, вышла его белокожая женщина, одетая странно и узко, как пеленают беспокойных младенцев. И она боялась глазами и ртом.