Тихо подойдя к спящей, сел на корточки. Увидит ли он её улыбку? Или она, придерживая повязку на плече, так и будет жечь его взглядом?
За головой запилил сонный сверчок. В дыре мигали звёзды. Совсем скоро они скроются за толстыми тучами надолго. Будет идти длинный дождь, шуршать, рассказывать свои мокрые сказки.
Мастер закрыл глаза, но вместо рисунка на щите увидел — девчонок с деревянными шпильками в черных волосах, парней с ножными браслетами, женщин с младенцами, и в углу, на корточках, мужчин с трубками, обсуждающих будущую охоту. В сезон дождей в лес идти нельзя, вода с неба скрывает тропы и может забрать в чужие места, да и незачем идти — зверье на это время уходит. Ходить можно только в гости, перебегая по мосткам из дома в дом. Да ещё к реке, за рыбой. Но под небесной водой ходить к речной воде… Кто пойдёт? Только несколько рыбаков. Остальные бездельничают, дожидаясь небесного света.
Тяжело лететь, если одно крыло висит и тянет вниз. Можно поворачивать голову, разглядывая землю внизу то одним круглым зрачком, то другим, но каждое движение, каждый взмах крыльев приносит боль. А раньше летала и не думала как…
В плечо будто вгрызся зверь, и Лада вскрикнула, глядя в темноту. На чёрном лениво помигивали звёзды. Заворочалась, взмахнула руками, будто и правда собралась лететь, и снова вскрикнула, неловко повернувшись. Здоровой рукой ощупала лицо, стащила накинутый край ткани со рта и подбородка. Онемевшие пальцы слушались плохо, кровь побежала муравьями, покусывая изнутри. На шее свободной петлёй лежащая грубая верёвка сгорбилась узлом. Лада притихла и стала дёргать и тянуть узел. Когда пальцы срывались, рука падала на пол с глухим стуком, как мёртвое мясо. Каждый раз она замирала, но только сверчок пилил и пилил где-то над головой, и далеко крошечно лаяла собака.
— Звери, трава, люди, вода, — прошептала и удивилась мимолётно, вроде не помнила такой песенки, может, из самого детства всплыла?
— Живите на воле, бегайте в поле… — присказка успокаивала, узел становился рыхлым, верёвка двигалась под оживающими пальцами. Лада бережно подняла вторую руку и, стараясь не тревожить плечо, помогала здоровой.
Верёвка соскользнула, щекоча кожу. Теперь можно сесть.
Темнота оказалась неровной, как драная тряпка, в дальнем углу плясал красный огонёк. Мигал и дёргался, умирая. Лада сидела, привыкая глазами и ноющей спиной. Сжала ноги, почувствовав, скоро захочет в туалет, но пока терпится. Ноги… На них тоже верёвка, но теперь проще. Нагнувшись, распутала неровные, наспех вязанные узлы, и села боком, глядя в красноватые сумерки. Боялась: выскочит этот, что поил из миски, тряся длинными волосами. Но в тишине лишь собачий лай, такой дальний, что казалось: собака меньше громкого сверчка в углу.
