Томские трущобы | страница 55



Недурна бабенка! — подумал он. И с огоньком, должно быть!

— Пожалуйте, Екатерина Михайловна, по второй, чтобы не хромать!

— Будьте здоровы! — церемонно чокнулась Катя, принимая рюмку.

— Скажите, пожалуйста, вы вот давеча упоминали про Москву, жили вы там.

— Я и родилась в Москве, — ответила Катя, закуривая папироску.

— Да… что же вы там делали?

— Я пела в хоре… последнее время у Омона, — пояснила Катя.

— Скажите пожалуйста! Приличное жалование получали?

— Немаленькое. Я была солисткой…

— Даже солисткой! У Омона! — чуть не подпрыгнул Шельмович, — голубушка, Екатерина Михайловна, плюньте вы на Томск. Поедемте со мной в Читу. Я там вам место устрою! Будете первой в хоре. 75 Жалованье и 20 % дохода с песни: да что я говорю! Если бы шансонетки по старой памяти распевать будут, так ведь тамошние гулеваны по четвертной на ноты кидать будут.

Катя задумчиво покачала головой.

— Нельзя мне уехать из Томска… Никак нельзя!

Но она думала о своем любовнике.

— Отчего нельзя!.. Все можно, голубушка… — прошептал Шельмович, жадным загоревшимся взглядом окидывая пышный бюст Кати…

24. На глухой заимке

После неудачного похищения Кати Сенька Козырь, получив установленную сумму, загулял с предварительного разрешения Александра. Гулянка продолжалась около недели и окончилась лишь тогда, когда в кармане Козыря не осталось ни гроша. С головой, еще полной угара, грязный, обрюзгший шел он домой.

Иван Панфилыч только сердито плюнул, увидев нашего героя.

— Хорош, нечего сказать! — презрительно покосился на Сеньку Александр. Он в это время сидел на кухне в пальто и в шапке, подпоясанный гарусным шарфом, очевидно собравшийся куда-то идти. — Легок на помине, — продолжал он, когда Сенька виновато опустил свою голову, присел к столу. — Мы с Иваном Панфилычем. Только сейчас про тебя говорили!

— Друг сердечный! Дай ты мне половинку… Надо поправиться малость! прохрипел Сенька.

— Дай ему, старина, стаканчик! Пускай отведет душу, — кивнул головой на Сеньку Александр.

Иван Панфилыч нехотя потянулся в шкафчик и достал графин.

— На, лопай, ненасытная утроба! — проворчал он.

Козырь трясущимися руками налил себе стакан и жадно опрокинул его. Немного погодя, повторил этот прием.

— Ф-у! Как-будто отошел! — сплюнул Сенька и уже бодро посмотрел на пройди света.

Тот улыбнулся. Сам он хотя и пил, но никогда не знал похмелья. Голова у него была железная.

— Поправился и ладно! — отозвался он. — Ты пришел как раз кстати, мне тебя нужно.