Мы смотрим тревожно ей вслед.
Лешка с ненужной силой затаптывает в канавку окурок.
— Перестрелять бы их всех! Дим, ну куда страна катится?
Страна тогда действительно катилась, и с устрашающим ускорением. Страна, впрочем, лишь территория с определенным материально-вещественным составом, а главное — люди. И можно теперь определенно сказать: исторически выведенный тип человека в России оказался нежизнеспособным — стал вместе с социализмом разваливаться и приобретать облик чего-то пещерно-доисторического. А потому что это совершенно искусственно выведенный тип. Взглянем теперь попристальнее на первое его слагаемое.
Аскетизм, точнее — такая интенция, наблюдалась у разных народов во все времена: культивировалась в античном мире у стоиков, активно присутствовала в буддизме, в иудаизме формировала протестное движение караимов, сопровождала жизнь многих монашеских орденов Западной Европы…
Конечно же, и в России.
Однако с важной своей особенностью — индивидуальным отличием.
В других странах аскетизм принимался во имя чего-то превосходящего материальные выгоды. В России — из-за отсутствия выбора, без спроса самого человека, принуждаемого к аскетизму внешними обстоятельствами. В средневековой Европе (во все века свободной для перемещений) активные люди могли идти в различные ремесленные цеха и достигать уровня как минимум подмастерья (зажиточного и уважаемого), в наемные армии, в морскую службу — особенно развивавшуюся с XV века, чуть позже могли уехать в различные по всему миру колонии, а остававшиеся «на своей земле» не жили под страхом смерти от голода. И феодальный порядок в Европе никогда не доводил низшее сословие до абсолютного бесправия, как крепостное право в России. Причем в уже не средневековой России бесправие это опускалось до совершенного издевательства. 1848 г. — по многим государствам Европы прокатываются революции, люди борются за гражданское равноправие, свободу печати; парламентаризм закладывается в государственные основы; а личная и имущественная неприкосновенность, равная для всех судебно-законодательная защищенность давно уже действуют и не стоят на революционной повестке дня. Задачи европейских революций 1848 г. через 70 лет будет решать (и не решит) наша Февральская революция. А пока этот год отмечен у нас публикациями «Записок охотника» Ивана Сергеевича Тургенева — страшных записок, которые давно никто не читает, и только школьники осиливают из них первый рассказ «Хорь и Калиныч»; он, как раз, самый из всех безобидный. Но дальше скверно, и каждый новый сюжет добавляет серые и черные краски. Хотя сам Тургенев обличительных задач в «Записках» не ставил — просто описал увиденное во время летне-осеннего охотничьего сезона. Прочитайте хотя бы рассказ «Бурмистр» — хватит для общего понимания: изувер-староста мордует деревню, «нелюбимым» делает жизнь хуже ада, но помещика он вполне устраивает, и когда двое крестьян на коленях (!) просят у того полагающегося заступничества — отвечает им кулаком в лицо. А в Европе про «крестьянину в морду» вообще не знали, вернее — знали, что за это запросто попадешь под суд; личной принадлежности тоже не существовало и христианин христианином не торговал.
