Попробую его объяснить.
Появляется своеобразное беспокойство, этакий нервный неуют, сравнимый, пожалуй, больше всего, с ощущением непонятно куда подевавшейся вещи, нужной сейчас… вот она где-то здесь… вещь хотя и не очень важная, но всё же… где же она?.. «Найдется потом», — говорите вы сами себе, нервный неуют уходит, но ненадолго.
Я уже знаю, такое «явившееся» — рефлексия от недавних событий, а значит: либо я что-то не понял, не переспросил у Михалыча или Лёши, и эта мелочь, желая сказать о себе, шершавит сейчас сознание; либо что-то в событиях сегодняшнего дня было не так, правильнее: какие-то факты не хотят уживаться друг с другом — там, у меня в голове, между ними конфликт.
Лёшка чего-то ехидно рассказывает из наших служебных сплетен, я рассеянно слушаю, киваю и… Оно не оно?!
— Послушай, ты говорил: собака рванула к воротам.
— Ну-да.
— Не к калитке, а к воротам?
— До калитки там пару метров мы не дошли. — Он вдруг поднимает указательный палец: — Ха… а это тоже улика.
— Какая улика, в чем?
— Калитка у них металлическая, когда закрывается — довольно громкий звук издает, и когда открывается, тоже слышно. Если б те двое мужчин выходили через калитку, нянька услышала бы. Или, как им казалось, могла бы услышать. А ворота деревянные.
Я вспомнил — красивые, отлакированные.
— Из таких ворот легко тихо выскользнуть. Ты что, Дим?
— Не исключено.
Я понял уже — мысль не та, беспокоит непонятное мне другое.
Алексею собственная его идея понравилась и укрепила в подозрениях:
— Дима, а что если эти гады, ну, мальчика…
— Перестань! Зачем?
В голосе моем прозвучала, кажется, чрезмерная уверенность, и от того, как раз, что очень стараюсь не пускать к себе эту мысль.
Алексей не очень любил Кавказ.
Да впрочем, Россия к нему вообще любовью никогда не пылала.
В советское время к людям из Среднеазиатских республик относились спокойно и даже сочувственно-снисходительно, их воспринимали как младших в общей семье народов, и из-за этого психологического барьера не возникало. А Кавказ — Северный, Закавказье — одинаково напрягал. Здесь вполне подходила теория моего приятеля, потому что «меры вещам» действительно слишком не совпадали.
Стоит отвлечься и указать на одну общую черту исторических школ, изучающих развитие отдельных народов, — таковой чертой являются природно-климатические условия. Наряду с внешними обстоятельствами проживания, они формируют тот или иной архетип, во всяком случае, в рамках того, что мы вообще о человеке знаем (возникновение рас и прочее — другая история).
