— Могут и заставить, — вздохнул Аон. — Отец Маркиан на все способен!
— Это точно, — буркнул Дорстаг. — Но и на него есть управа. Пошли прихватим пивка в память святого Валианда.
Идея всем пришлась по душе. Молодые люди миновали обширный пустырь с проросшими зеленью руинами, прошли по когда-то мощеному, а сейчас почти исчезнувшему под напором зелени Осеннему проспекту. Уже не так давно, на памяти Рокетта, опустели последние дома по обочинам проспекта, а сам он выродился в грязную кривую тропу, петляющую в зарослях крапивы между руин, где в лучшем случае живут нищие или играют уличные мальчишки, в худшем лишь гнездятся змеи. Впрочем, трое привыкли к этому запустению, а потому не замедлили шаг, только стали внимательно оглядывать провалы окон: там мог обитать кто угодно.
Дойдя до Парадной улицы, они свернули. Старый город опустел меньше Нового, ведь тут жили древние, намертво повязанные с городом роды и торговцы. Тут, ближе к порту, жизнь еще теплилась, и в порту чуть заметно покачивался десяток мачт, девять торговых посудин и — для борьбы с контрабандой — юркая, быстроходная двадцатипушечная бригантина. Но разруха напоминала о себе провалами окон брошенных домов, порой просто покосившихся, порой выгоревших от пожаров и не восстановленных. Черные, закопченные стены с остатками стропил в синеющем небе смотрелись особенно неприглядно. Еще живые дома тоже знали лучшие времена: где облезла, обнажив кирпичную кладку, штукатурка, где покосилась стена, где обвалилась кирпичная ограда. Казалось, горожане все скопом готовятся переезжать, а значит, заботиться о завтрашнем дне и подновлять штукатурку нет смысла.
Наконец, молодые люди вышли к единственному кабаку — по крайней мере, единственному, где можно было задешево купить вполне приличное пойло и закуску. К вечеру, после торжественного молебна в церкви, народ начнет праздновать, и тогда откроются еще несколько кабаков. Но и цены на все, что нужно для праздника, вырастут прилично, чтобы уже завтра снова войти в норму. Лучше уж сейчас…
Хозяйка, немолодая, преждевременно постаревшая, но приветливая и запасливая, спрятала медные темесские солиды в карман засаленного фартука, налила в облезлые кружки пенистое, душистое пиво. Дорстаг отхлебнул разом едва ли не четверть, отрыгнул, глуповато засмеялся. Ему нравилось, что он может делать все, что хочет, и никто слова не скажет. Другое дело, для чего-то по-настоящему серьезного не хватало духу. Рокетт отпивал небольшими глотками, наслаждаясь вкусом холодного напитка: пиво у кабатчицы Элоизы всегда лучшее в Эрхавене — все-таки сама его и варит. Ну, а лицо Аона просто светилось от восторга — пиво тетушки Элоизы, собственно, и довело его до нынешнего состояния.
