Нас там нет | страница 55

Особенно когда в школу пошли.

Тот, кто учился в советское время, знает, что такое принудительный школьный хор. Многие только со временем стали благодарны такой возможности — петь после уроков, когда хочется валандаться на улице, а другие — были сразу благодарны, что вместо хулиганства и садового воровства дети были заперты, стояли и пели-выли. Это про плохих.

А уж кто от сердца пел, от таланта — тут что говорить, слава богу, что пели. В нашей старой школе в Ташкенте был такой хор. Особенный хор, девицы старших классов ломились петь — учителем пения у нас был молодой человек. И поэтому песни пели «клевые» — Бабаджаняна твисты, например. Он играл на аккордеоне, был мягок в обращении и, наверно, хорош собой.

Этого я по молодости лет (где то между 1-м и 5-м классами) не могла оценить. И вообще сердце мое было занято вздыхательством: ну вы помните, сосед — Военный Доктор, старый, но стройный, холостой, но со скрипучей матерью в страшном инвалидном ботинке.

Так вот хор. Раз поешь в хоре, надо петь патриотические песни, раз поешь их, то про ленина тоже, раз про ленина, то на его деньрождень приходится выступать. И вот поехали мы в какой-то дворец, построились там на пыльной сцене, наглаженные, в белых кофточках, не успев вспотеть.

Кто поет — тот волнуется, кто, как я, бездарный подвывала, терпит.

Встал наш Учитель перед нами, руками взмахнул, и полилось про ленина, ну что живой сейчас и навсегда. Помните эти песни. Допели, и вдруг — на сцену сбоку выходит Сам, Ленин то есть, натуральный такой, в жилетке, как надо, но мне сверху видно, как у него лысина приклеена. Кепку не помню, удержусь, не совру.

И говорит ленинским своим голосом: «Спасибо, ребята, вы так чудесно пели!» Учитель наш обомлел, а Ильич ему руку тянет пожать. Очень польщен, значит. Тут мы встрепенулись и еще спели, патриотическое. А Ленин стоял на сцене и слушал. Ну вы знаете, как ленин слушать умел, в школе проходили.

А потом я дома рассказывала: нас сам Ленин слушал! И хвалил! Но почему-то старики мои не рассиропились. «Какой дурной вкус у них», — сказал дедушкин лагерный сотоварищ.

У кого «у них»? Сколько надо было идти, чтобы понять…

Грызть ногти не разрешали никому, но все умудрялись. Например, у меня часто случалось как бы «откорябать их» об стенку, раму, кран, дверь, и прям под корень сладострастно так. Никто ж не видел, как я грызу. Так что это никак не очевидно.

Берта не скрывала грызение и орала бабушке: «Ну что ты сделаешь мне, что? Еды не дашь? Да я и так возьму! И спрашивать не буду! Тебя же Бог покарает за жадность. Любимой внучке пирожка не даешь», — кривлялась она.