— Ох, нет, Торн, нет! — На миг Сирина зажала рот стиснутым кулаком. Нельзя нам больше их убивать! Это бесчеловечно! Это…
— Это самозащита, — резко, с возмущением оборвал ее Торн. — Пожалуйста, Рина, на сегодня хватит. Избавь меня от твоего прекраснодушия. Мы и так слишком неопытны в переговорах с противником, это наши враги, а не милые домашние кошечки и собачки. Идет война, и мы должны победить. Только впусти к нам линженийцев, и они захватят всю Землю, станут кишеть как мухи!
— Нет, нет, — прошептала Сирина, в ней всколыхнулись все тайные страхи, слезы так и хлынули. — Ничего они не захватят! Не захватят! Неужели?..
Давно уже ровно дышал рядом спящий Торн, а Сирина все лежала без сна, глядя в невидимый во тьме потолок. И на грифельной доске темноты старательно выводила слово за словом.
Рассказать — и война кончится.
Либо мы поможем линженийцам… либо их уничтожим.
Промолчать. Переговоры прервутся. Опять будет война.
Мы понесем тяжкие потери — а линженийцев уничтожим.
Миссис Рози мне верит.
Кроха любит Дувика. И Дувик его любит.
Потом слабый огонек-мольба, который едва не погасили мучительные сомнения, вновь ярко вспыхнул, и Сирина уснула.
Наутро она отослала Кроху поиграть с Дувиком.
— Играйте у пруда с золотыми рыбками, — сказала она. — Я скоро приду.
— Ладно, мамочка. А ты принесешь пирожных? — лукаво спросил Кроха. — Дувик с у-до-воль-ствием ест пирожные.
Сирина рассмеялась.
— Один мой знакомый Кроха тоже с у-до-вольствием ест пирожные. Беги, лакомка! — И она шлепком вытолкнула его из дверей.
— До свиданья, мамочка! — крикнул он на бегу.
— До свиданья. Будь умницей.
— Буду.
Сирина следила за сынишкой, пока он не скрылся под холмом, потом пригладила волосы, облизнула пересохшие губы. Шагнула было к спальне, круто повернулась и пошла к парадной двери. Встреться она взглядом хотя бы только со своим отражением в зеркале, решимость ей изменит. Она постояла, держась за ручку двери, — смотрела, как ползет стрелка, отмеряя нескончаемые пятнадцать минут… теперь Кроха наверняка за оградой… Сирина распахнула дверь и вышла из дому.
Улыбка послужила ей пропуском из жилого квартала к зданию штаба. Изобразив на лице деловитую уверенность, она прошагала к крылу, где шли переговоры, и тут мужество ей изменило. Она медлила вне поля зрения часовых, сжимала руки, собираясь с духом. Потом расправила складки платья, провела рукой по волосам, из каких-то потаенных источников силы извлекла подобие улыбки и тихонько, на цыпочках ступила в вестибюль.
