— Помер голубчик наш… пришибло сердечного… испил кваску, сначала таково легко…
Инспектор вышел из себя:
— Чтобы черт вас побрал, паскудные бабы! — крикнул он, топнув ногою…
Обе женщины замерли…
— Сейчас на ноги и говори толком, а не то метлой выгнать велю!.. Шлюхи!., и поспать не дадут!..
— Батюшка!.. — начала было опять старуха…
— Иван! — закричал инспектор, — гони их в шею!..
Обе женщины вскочили на ноги. Старушка бросилась из приемного зала в переднюю. Все это со стороны казалось очень странным, особенно последний маневр старой женщины; теперь должно было, по-видимому, ожидать, что инспектор окончательно выйдет из себя, но, напротив, взгляд его прояснился, и он стал спокойно ходить вдоль комнаты, дожидаясь терпеливо старухи.
Та скоро вернулась, в одной руке с кульком, в другой — с узлом. То и другое она положила к ногам начальника…
— Что это? — спросил он.
— Не побрезгуй, батюшка, деревенским гостинцем, и…
— Покажи, что тут?
Старуха, торопливо развязывая кулек, вынимала из него сахар, чай, бутылку рому, сушеные грибы и яблоки, л в узле оказалось десятка четыре аршин холста…
Инспектор не без удовольствия, но и не без достоинства сказал:
— Хорошо, спасибо… В чем же твое дело?
— Это вот дочка моя, — говорила старуха, — сиротой осталась… были у преосвященного… закрепил за ней местечко… отцовское…
— Ну так что же?
— К тебе послал.
— За женихами?
— За женихами, батюшка, — и старуха опять чебурах в ноги.
— Хорошо, хорошо.
— Да не озорников каких, батюшка! — Старуха при этом вытянула свою руку, разжала кулак, и на ладони ее очутился серебряный рубль.
Инспектор взял старухин рубль и положил его себе в карман с полным спокойствием, точно так, как авдитор берет с подавдиторного взятку.
— У меня двое есть, а может быть, найдутся и еще охотники.
После того инспектор расспросил, где место, какие обязательства, доходы, состав причта, спросил адрес старухи и обещал отпустить учеников на другой день на смотрины невесты.
Старуха и невеста, поблагодарив инспектора, отправились восвояси. Они остановились на дворе и посмотрели на пестреющую и кишащую толпу учеников.
«Кого-то из них бог пошлет кормильцем?» — подумала старуха.
«С кем-то из них под венец идти?» — подумала невеста.
Эта невеста была закрепленная невеста, вступавшая в брак единственно для того, чтобы не умереть с голоду.
У нас на Руси не редкость, что брак устраивается потому, что жених получит повышение по службе и приданое, а невеста пристроится, получит имя жениха и чин его. Но все это делается более или менее в приличных формах, так или иначе маскируется. И потому не поражает сильно своим безобразием и извращением честных целей брака. Случаев таких везде немало. Но нигде святость брака так не попирается, как в сфере бурсацких типов. Здесь нарушение брака, извращение его узаконено и освящено обычаем. Бурсак, сеченный, быть может, раз четыреста, унижаемый и уродуемый нравственно, умственно и физически часто в продолжение четырнадцати лет, наконец после такой педагогической дрессировки заслуживший диплом, дающий, по-видимому, ему право получить место в приходе, — не иначе может достигнуть этого, как обязавшись взять
